Хорошо, хоть не каждый день нужно приходить в группу. За всю неделю, что группа в сборе, он являлся всего два раза. Живет Микола, затаившись на глухом хуторе, у жадной неразговорчивой старухи. Впрочем, он сразу нашел с ней общий язык, предложив ей на выбор немецкие марки, польские злоты и советские рубли. Старуха долго думала, а потом взяла за постой сразу в трех валютах.
- Хоть что-нибудь да останется, - заключила она. Когда Скляной рассказал об этом временному командиру группы лейтенанту Крюгеру, тот долго хохотал:
- По-моему, она ведьма! На русских хуторах всегда живут ведьмы, присмотрись-ка к ней!
Однако ведьма приняла Миколу совсем неплохо и даже вот одолжила ему старый кожух, который так греет холодными ночами, когда Скляной, сидя часами в лесу у переносной рации, вылавливает из далекого эфира позывные радиостанции абвера.
Сегодня ночью он получил особенно важное указание с добавлением немедленно передать его лейтенанту Крюгеру. Вот из-за этого и пришлось спозаранку тащиться сквозь мокрый кустарник.
"Покуда солнце взойдет - роса очи выест", - снова вспомнилось ему.
- Ох, выест! - вздохнул Скляной и услышал негромкий оклик сзади из-за кустов:
- Стой!
Скляной вздрогнул и остановился, подняв руки вверх.
- Ложись.
Скляной лег, стараясь проглотить тугой комок, подступивший к горлу. Что-то уж очень чисто голос говорит по-русски. И только когда человек вышел из-за кустов, страх прошел. Лейтенант Роденшток тоже узнал Скляного.
- Что это ты на себя нацепил, Иван? - спросил лейтенант. В группе все немцы звали Скляного Иваном.
- Это русский кожаный пиджак, - ответил Микола. - Ведите меня к господину лейтенанту Крюгеру. Я получил важную радиограмму сегодня ночью. Приказано передать ее немедленно. А вы напугали меня, очень уж чисто говорите по-русски.
Роденшток довольно улыбнулся. Они прошли между кустов к хорошо замаскированному лагерю диверсионной группы. Да, Скляной с каждым днем все больше убеждался, что отряд подготовлен отлично. Самые боевые и опытные диверсанты вошли в группу. Пятеро из них отлично говорили по-русски и уже не раз бывали в советском тылу. Скляному стало ясно, что их группе командование придает особое значение. Это чувствовалось и по тому, как неусыпно следила радиостанция абвера за позывными группы. "А раз так, думал он, - и у меня тоже есть возможность сделать карьеру. Дай-то бог!"
Подходя к Крюгеру, Скляной, уже вполне оправившись от недавнего испуга, приосанился. Широкоплечий рыжеволосый Крюгер, одетый в линялую советскую гимнастерку, галифе и кирзовые сапоги, сидел на поваленном дереве, выгребая из котелка завтрак - распаренный концентрат.
Увидев Скляного, он отложил котелок.
- Что-нибудь есть, Иван?
- Точно так, господин лейтенант, получена радиограмма о предстоящем прибытии командира группы. Велено передать вам лично, вот... - Он протянул Крюгеру бумажку со столбиком цифр. - Дальше я не расшифровал. Это по вашему личному коду.
- Хорошо! - сказал Крюгер. - Подождите, я прочту.
Скинув свой кожух, Скляной расстелил его в стороне у дерева и прилег. Уже сквозь дремоту он услышал взволнованный голос Крюгера. Тот звал Роденштока и еще кого-то.
- Ну, слава богу, - говорил Крюгер, - наконец-то кончается наше бездействие. Молниеносный рейд, а там два месяца отдыха в тылу. Послезавтра к нам прибывает командир группы. А вы знаете, кто им назначен? Капитан Шварцбрук. Отто Шварцбрук.
- Мне эта фамилия ничего не говорит, - отозвался Роденшток.
- Ну что ты! А я знаю его отлично, с ним не пропадешь! Это отличный специалист. Он работал у Скорцени.
- Фирма солидная. Когда он прибывает?
- Послезавтра.
- Ну что ж, Шварцбрук так Шварцбрук. Хорошо, конечно, если знаешь командира.
Сказать по совести, Роденшток был не очень доволен этим знакомством. Конечно, теперь Крюгер станет вторым человеком в группе, а он и сам мог бы рассчитывать на эту роль...
Обратно Скляной уносил в потайном кармане свернутую трубочкой бумажку с зашифрованной радиограммой. В ней сообщалось, что группа готова встретить капитана Шварцбрука. Местом явки был назначен хутор, где обосновался со своей рацией Скляной. Все равно сразу после прибытия капитана придется уходить в другое место. Обратный путь через кустарник еще больше измотал Скляного, но, вспомнив свои мечты о карьере, он завалился в сено спать лишь после того, как передал ответную радиограмму.
"КУДА ЖЕ ВЫ ПРОПАЛИ, КАПИТАН?"
Над Берлином тоскливо ныли сирены очередной воздушной тревоги. На центральных улицах было остановлено движение. Где-то в центре начался пожар. Карл Либель остановил машину. Придется из-за этих союзников пешком пройти пару кварталов. Он взглянул на часы: без двадцати восемь.
"Ну и денек, - подумал обер-лейтенант, - пролетел, как миг единый!" Усталость уже давала о себе знать. Он зашагал по краю мостовой вдоль тротуара. В быстро темневшем небе шарили лучи прожекторов, вспыхивали красные звездочки разрывов зенитных снарядов.
Навстречу Карлу бежали две растрепанные женщины. Та, что постарше, волочила по асфальту край одеяла, свисавшего с плеч. Она ежеминутно наступала на него, путаясь и повторяя одно и то же:
- Боже мой, я совсем забыла, боже мой...
- Быстрее, мама, - подгоняла ее молодая, - до метро еще далеко, и я опоздаю на работу...
Либель учтиво посторонился, давая женщинам дорогу. Да, им тоже нелегко! Может быть, теперь они поймут, что такое война? Поймут и расскажут детям, чтобы те запомнили на всю жизнь...
Либель подходил к Фридрихштрассе. В самом центре города в небо поднималось пламя.
"Еще немного - и бомба попала бы в Имперскую канцелярию", - подумал Либель и посмотрел на серое здание, над подъездом которого была укреплена.,огромная эмблема гитлеровского рейха. Орел, раскинув крылья, вцепился когтями в лавровый венок. Либель видел эмблему и раньше. Днем в полированных перьях орла - маленьких зеркальцах нержавеющей стали отражалась вся жизнь улицы. Редкие автомашины (бензин забрал фронт), редкие прохожие (людей тоже забрал фронт). Сейчас, в зареве близкого пожара, перья орла вспыхнули красным отсветом. Казалось, орел ожил, его хищный глаз уставился на город, на бегущих людей, словно он выбирал очередную жертву. Либель усмехнулся. "Ну, уж если и до тебя добралась война, не усидеть тебе на своем месте".
В двух кварталах от рейхсканцелярии, окруженный аккуратным зеленым газоном, стоял небольшой газетный киоск. На его стенке среди реклам и объявлений висел большой плакат: человек с поднятым воротником, в темных очках и шляпе поднес палец ко рту. "Тсс! - гласила надпись. - Молчи! Тебя может подслушать вражеский шпион!" Около киоска возился, запирая дверь, газетчик с черной повязкой на глазу. Либель подошел к нему. Мимо сновали люди.
