ДЖЕККИ РОБИНСОН
(1919—1972)
Бейсбол представляет собой вид спорта, склонный к соблюдению всякого рода традиций. Бил Вееск однажды заметил, «что, если не считать газетной бумаги, не переменился только бейсбол».
Одной из таких твердокаменных традиций являлось так называемое джентльменское соглашение, заключенное владыками бейсбола и служившее этому виду спорта чем-то вроде пояса целомудрия, обеспечивающего сохранение расовой чистоты «Национального спорта номер один».
Соглашение это восходит к одному, не столь уж ясному дню в июне 1884-го, на рубеже, разделяющем бейсбольное средневековье и новое время. Именно в этот день Эдриэн «Кэп» Энсон, легендарный игрок и директор «Чикагских Белых Носков», вывел свою команду в поле на выставочную игру против «Толедских Грязных Кур». Когда Энсон обвел орлиным взором поле, взгляду его предстал Флитвуд Уолкер, кетчер «Грязных Кур», который, отнюдь не случайно для нашей истории, был чернокожим. Лицо Энсона вдруг приобрело совершенно другой цвет – красный, и он завопил, не скупясь на ругательства: «Уберите этого ниггера с поля!»
Потом он добавил: «…иначе я уведу с поля свою команду!» Менеджер Толедо, бросив взгляд на уже собиравшуюся толпу, подчинился требованию Энсона, обещав ему тут же уволить Уокера вместе с братом, аутфилдером Уэлди Уокером.
На следующий год Энсон снова устроил демагогический припадок и потребовал, чтобы «Нью-Йоркские Гиганты», тогда собиравшиеся прикупить чернокожего питчера Джорджа Стоуви в одной из команд низшей лиги, отказались от этого намерения. Гиганты также покорились истерике Энсона.
Претензии Энсона достигли кульминации в пожелании, высказанном на зимнем собрании клубов высшей и низшей лиг, заключавшемся, во-первых, в предложении никогда впредь не подписывать контрактов с чернокожими, а во-вторых, в требовании, чтобы команды низшей лиги, располагавшие подобными игроками, немедленно уволили их. Хотя официальное соглашение так и осталось неподписанным, была заключена джентльменская договоренность, запятнавшая само название бейсбола. Но для Кэпа Энсона и всех людей недоброй воли взошло солнце, и все стало прекрасно в мире бейсбола – даже если бы им пришлось аннулировать Конституцию Соединенных Штатов, чтобы бейсбол сохранил свой лилейно-белый цвет.
Более шести десятилетий фанатичное наследие Кэпа Энсона оставалось частью бейсбольной традиции, невзирая на несколько попыток доказать, что соглашение это не стоило даже той бумаги, на которой оно не было записано. Однако от предпринимавшихся попыток каждый раз попросту отмахивались, предполагая тем самым, что просители принадлежат к «черному» списку бейсбола, учрежденному святым покровителем этой игры Кэпом Энсоном.
Тем не менее времена менялись. Социологические опросы уже начинали направлять бейсбол в местность, свободную от пережитков джимкроуизма[10]. Сперва Джо Луис победил аватару арийского превосходства в 1938-м. Тогда многие задавали себе вопрос, почему чернокожие имеют право сражаться и умирать на войне, но лишены возможности выйти на поле профессионального бейсбола. Новый комиссар, А.В. «Счастливчик» Чендлер, как утверждают, сказал: «Если чернокожий парень способен сражаться на Окинаве и у Гвадалканала, он может и играть в бейсбол». С двери не только сняли засов, но и распахнули ее.
Первопроходцем в деле снятия упомянутого засова с двери, на которой было написано «Закрыто для черных», явился Уэсли Брэнч Рикки, человек, наделенный цветной слепотой, которому предстояло вести бейсбольных слепцов. Обладая изрядной природной хитрецой, Рикки следовал, скорее, собственным понятиям и прихотям, чем туманным традициям бейсбола. В то время как все остальные кротко принимали джентльменское соглашение за нечто неизменное, Рикки видел его богохульную природу – как и прочих «великих истин». И он решил бросить вызов традициям и ввести чернокожего в команду «Бруклинских Доджеров».
Рикки создал некую организацию под названием «Бейсбольная лига Соединенных Штатов», куда можно было попасть из Бруклина через «Браун Доджерс». В августе 1945-го он послал в Чикаго главного скаута Клайда Сукфорта на встречу с «Монархами Канзас-Сити», дав тому особые инструкции «подойти к этому парню Робинсону и представиться».
«Этот парень Робинсон» был Джеком Робинсоном, выдающимся атлетом и замечательной личностью. Младший брат Мака Робинсона, финишировавшего вторым после Джесси Оуэнса в забеге на 200 метров в олимпийском Берлине 1936 года, молодой Джекки занялся спортом в юном возрасте. И очень скоро обнаружил, что способен преуспеть в любом виде спорта, за который возьмется. В старших классах школы он занимался всеми возможными видами спорта, в том числе теннисом, баскетболом и легкой атлетикой. Поступив в «Пасадена Юниор Колледж», Робинсон побил школьный рекорд в прыжке в длину, установленный его же собственным братом, и заслужил такую известность в качестве футбольной звезды, что, чтобы посмотреть крылатого бегущего бека – «одного из самых быстрых игроков страны», как называли его в редких заметках того времени, собиралось тридцать – шестьдесят тысяч человек.
Робинсон достиг еще большего успеха в Калифорнийском университете, где сделался первым спортсменом. Названный тренером соперников «лучшим баскетболистом США», Робинсон возглавлял список бомбардиров Тихоокеанской прибрежной конференции среди взрослых и юниоров. На гридироне[11] в 1939-м он возглавлял национальный список по среднему заносу после свалки, при 12 ярдах на перенос, и по возврату ударов при 20. Брейвен Дайер, ведущий «толкатель карандаша» на всем Западном побережье, вынужден был написать: «Его жуткая скорость, способность прыгать на 25 футов (примерно 7,6 м) и озадачивающая смена темпа делали его кошмаром для соперников». Увенчал Робинсон свои студенческие успехи победой в первенстве Калифорнийского университета по плаванию, участием в полуфинале Национального первенства среди негров и победой в прыжках в длину в 1940-м в первенстве НКАА. А потом началась Вторая мировая война.
Во время войны Робинсон поступил в офицерскую школу в Форт-Рили, Канзас, где получил звание второго лейтенанта. Кроме того, он сумел заслужить и кое-что еще: репутацию. Наделенный пламенной гордостью, Робинсон воевал с несправедливостью во всех ее формах и вернулся домой с репутацией беспокойного человека. Хуже того, хотя десегрегация военных автобусов уже была произведена, он попал под военный суд за отказ «перейти в заднюю часть автобуса». Армейские чины решили, что не в состоянии справиться с его гордостью и железной волей и уволили его в почетную отставку в ноябре 1944-го, радуясь возможности отделаться от «наглого ниггера».
