Царским указом он получил назначение на пост Главного Директора Ладожского канала. Должность ответственная, но не слишком заметная. К тому же надо было много работать, что Юсупов и сделал. Проведенное князем тщательное исследование состояния водных путей Российской империи позволило ему обратиться к императрице с подробной запиской о значительных экономических выгодах, которые может дать строительство гидротехнических сооружений на Среднерусской равнине. Князь предлагал соединить системой каналов Ладожское озеро с Волгой и Окой. Увы, «портом пяти морей» Москва с помощью каналов стала только в XX веке. Впрочем, модель великолепного маяка на память о грандиозных планах XVIII столетия потомству все же досталась.
Занимался князь не только судоходством. Императрица Елизавета Петровна с редкостным постоянством привлекала Юсупова к многочисленным судебным разбирательствам и процессам над чиновниками своей администрации. Особенно любопытна оказалась работа следственной комиссии по делу «советника Академии наук И. Д. Шумахера и других, обвиненных в непорядочных поступках, в похищении многой казны, а паче в ниспровержении установления в науках»[31].
Между прочим, Юсупов пытался спасти великого русского ученого М. В. Ломоносова от излишнего пристрастия к горячительным напиткам. Позднее князю Николаю Борисовичу-младшему, правнуку Бориса Григорьевича, пришлось оправдываться перед потомством за прадедушку из-за применявшихся не совсем «гуманных и демократичных» методов лечения великого ученого…
В 1744 и 1748 годах императрица Елизавета Петровна назначала князя присутствующим в Санкт-Петербургскую Сенатскую контору, которая при ее частых отъездах в Белокаменную ведала текущими государственными делами. Елизавета Петровна, подобно своей сопернице Анне Иоанновне, тоже очень любила Москву, думала навсегда сюда переехать, но в качестве дочери основателя новой столицы на этот шаг никак не решалась. После ее смерти цари к Петербургу привыкли и в Москву больше не рвались. За них переехали большевики.
Микетти. «Маяк над каналом Петра Великого». (Модель в собрании Морского музея.) 1721–1722 гг. Репродукция из книги И. Э. Грабаря «История русского искусства».
В 1744 году императрица пожаловала Бориса Григорьевича чином Действительного Тайного Советника и вскоре назначила Президентом Коммерц-коллегии. Таким образом, благорасположение императрицы оказалось полностью восстановлено[32].
В качестве высшего государственного чиновника Борис Григорьевич тщательно вникал в дела Коммерц-коллегии, искал пути увеличения поступлений в казну от промышленности. В частности, его волновал вопрос улучшения качества отечественных сукон, использовавшихся в большом количестве для обмундирования армии. По этому вопросу в 1746 году князь сносился с иностранцем Раушертом. В это время у Раушерта в аренде находилась Ряшская суконная фабрика в тогдашнем Прилуцком уезде Полтавской губернии. В 1754 году фабрика была пожалована князю «в вечное владение», с условием обязательной поставки определенного количества сукна для нужд армии[33].
В 1750 году немолодой уже Юсупов, ему исполнилось 55 лет, почти старик по меркам того быстротечного времени, получил очередное назначение — Главным Директором (Начальником) Шляхетского Сухопутного Кадетского корпуса. Ему также повелевалось присутствовать в Правительствующем Сенате. (Морской корпус стоял рядом с Сухопутным, но учиться в нем желающих находилось немного — уровень обучения оставался довольно низок, и дворянских отпрысков туда приходилось загонять едва ли не из-под палки)[34].
Неизв. художник XVIII в. «За туалетом. Дама с арапчонком». 1770-е гг. Акварель. ГТГ.
В 1751 году за многолетние труды на благо Отечества князь Борис Григорьевич удостоился высшего ордена Российской империи — Святого Апостола Андрея Первозванного. Этот почетный акт знаменовал собой фактическое окончание активной государственной службы князя — и Сенат (если сенатор не был первоприсутствующим), и Кадетский корпус считались чем-то вроде мест с почетной пенсией. Здесь дозволялось служить, не особенно вникая в дела, чего Юсупов делать явно не умел и не любил.
Можно предположить, что императрица Елизавета Петровна таким высоким награждением отметила еще и главное событие в жизни престарелого князя. Ведь именно в тот приснопамятный год появился на свет долгожданный наследник и продолжатель рода Юсуповых, признанный глава русской аристократии рубежа XVIII и XIX веков — блистательный князь Николай Борисович, которому, также как и отцу, впоследствии будет пожалован орден Святого Апостола Андрея Первозванного, равно как и все остальные русские и многие иностранные ордена[35]. Без малого десять лет отец занимался воспитанием и образованием единственного и любимого сына, в чем ему немало способствовали преподаватели Кадетского корпуса. Кстати, внешне сын очень походил на красавицу-мать — по народному поверью первый признак счастливой судьбы. Для Юсуповых примета всегда оказывалась очень верной, а иной раз даже судьбоносной.
Б. Патерсен. «Петербург. Английская набережная со стороны Васильевского острова». 1799.
За первый век существования северной столицы России — Петербурга — князьям Юсуповым принадлежало здесь несколько домовладений. Князь Борис Григорьевич среди первых в новой столице выстроил себе каменный дом на Английской набережной близ Сената (№ 26). Этот участок пожаловал Петр Великий еще его отцу, с указанием построить дом, который мог бы стать «украшением новой столицы». Князю пришлось воспользоваться типовым, «апробированным» проектом «для именитых» архитектора Доменико Трезини. Двухэтажный дом «о семи окон» по главному фасаду, выходившему на Неву, украшало высокое крыльцо. Первоначально здание строилось в дереве, а затем перестраивалось в камне, но в тех же формах. В конце XVIII века особняк сменил хозяев, а в начале XIX — его перестроил архитектор А. И. Мельников. Английская набережная — один из адресов Петербургского Английского клуба[36].
Доменико Трезини. «Петербург. Образцовый дом „для именитых граждан“». Около 1714 г. Гравюра Пикара. Собрание члена МАК П. Я. Дашкова. По этому проекту строился первый дом князей Юсуповых в Петербурге.
Место здесь представлялось очень удобным — до работы, как говорили прежде — «месту службы», Борису Григорьевичу было рукой подать. И Сенат, и Кадетский корпус располагались рядом, но ходить пешком туда не полагалось по рангу. Правила этикета предписывали ездить шестерней. В Петербурге сами цари строго следили за тем, чтобы субординация в транспортных средствах не нарушалась — количество лошадей, запряженных в карету, обязательно соответствовало чину владельца, вроде наших современных «спецсигналов и спецномеров». Действительному Тайному Советнику лошадей полагалось более всего из «простых смертных». Пышнее и грандиознее появлялся на улицах только царский выезд.
