В 1902 году исполнилось 100 лет со дня создания министерства иностранных дел. Государственный и С.-Петербургский Главный архивы получили задание — написать очерк истории министерства. Барон Стюарт горячо взялся за дело, надеясь заслужить царское одобрение. Был привлечен к работе и Чичерин. Он охотно согласился написать главу, посвященную годам царствования Александра II, когда в министерстве служил его отец. Он горячо принялся за дело, просмотрел кучу документов, познакомился с множеством событий и, несмотря на трудоемкость задания, свой раздел очерка написал быстро.
Работа в архиве имела для Георгия Васильевича много привлекательного. Даже мертвящая атмосфера, которую создал в архиве Стюарт, не могла угасить его страсть исследователя. Одновременно с очерком о внешней политике России он работал просто для себя над фундаментальной биографией министра иностранных дел А. М. Горчакова. Через биографию этого русского дипломата хотелось показать историю международных отношений второй половины XIX века. Книга была задумана как подведение итогов накопленным знаниям.
Заслугой Горчакова Чичерин считал понимание того факта, что старая система международных отношений отслужила свой век, политика чувства ушла в прошлое, а политические связи, созданные династическим родством, стали непрочными.
Чичерин изучил документы почти за столетие и осветил такие вопросы, которых до него никто не рисковал касаться. Он высказал мысли о взаимозависимости внутренней и внешней политики, показал влияние европейских революций 1848 года на политику России. Именно это влияние испытала на себе лавирующая между крайними полюсами внешняя политика князя Горчакова. Многие месяцы работал Чичерин над книгой, но ему не удалось закончить ее; некоторые главы были отработаны полностью, другие остались в черновых набросках: Чичерин не мог оказать свободно все, что думал о дипломатической кухне.
Значительное место в жизни Чичерина заняла в этот период дружба с Н. П. Павловым-Сильванским.
Павлов-Сильванский пришел на работу в архивы после окончания историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Это обстоятельство дало первый толчок для их сближения. Павлов-Сильванский считался крупнейшим специалистом по истории феодализма и истории международных отношений России начиная с древнейших времен.
Но он не был кабинетным ученым, его живо интересовали текущие события, он внимательно следил за политическими настроениями в стране. Незадолго до первой революции в России он вплотную стал изучать восстание декабристов.
Ему удалось отобрать наиболее важные документы для будущей книги «Пестель перед Верховным уголовным судом». По вечерам у него на квартире собирался узкий круг друзей, он знакомил их с содержанием многих секретных документов и делился мыслями о будущей книге. Кто мог знать, что кавалер турецкого, шведского, австрийского и многих русских орденов, отличный чиновник Павлов-Сильванский, который за свою работу по подготовке очерков истории МИД получил награду в три тысячи рублей и был произведен в надворные советники, был заражен крамольными идеями и тайно проповедовал их друзьям? Чичерин бывал на вечерах у Павлова-Сильванского, хотя многие из его идей и не одобрял, считая их наивными: к тому времени начало сказываться влияние Нарбута.
И конце 1903 года царской охранке удалось напасть на след группы Нарбута. Несколько человек было арестовано. Друзья предупредили Георгия об опасности. Надо было что-то предпринимать. Павлов-Сильванский посоветовал уехать за границу. На том же настаивал Нарбут. Если все обойдется благополучно и его связи с арестованными не будут раскрыты, говорил он, то Чичерин может стать ценным связным между революционным подпольем в России и заграничными центрами.
Так и порешили.
Глава третья
ПО ТУ СТОРОНУ
Чичерин покинул Россию в тревожное время, когда все предрекало ее скорое военное поражение. То, что Чичерин узнал в министерстве, в кругах сановников, было чудовищно по циничному безразличию верхов к судьбе народа, страны. Если бы к этому времени у Георгия Васильевича и осталась какая-нибудь вера в государственный ум и порядочность правящей верхушки, то наверняка она исчезла бы в той тлетворной атмосфере, в которой он ежедневно находился. Все укрепляло дерзкую мысль: царизм должен уйти со сцены российской государственной жизни.
Чичерин энергично готовился к отъезду: подал прошение о заграничном паспорте, привел в порядок свои бумаги, брату Николаю передал доверенность, дающую право распоряжаться их общим имуществом в Мензелинском уезде Уфимской губернии. Ему же вручил увесистый пакет с незаконченной рукописью о Горчакове.
В феврале 1904 года в Москве скоропостижно окончился знаменитый дядя Чичерина Борис Николаевич. Похороны его вылились в грандиозную демонстрацию. В последний путь бывшего профессора и почетного члена Московского университета вышла провожать студенческая Москва. По воле усопшего его прах перевезли из Москвы в родовое поместье Караул.
После смерти дяди Чичерин недолго оставался на родине. Накануне отъезда он встретился с Павловым-Сильванским. Они-долго говорили о том, что ожидает Россию, каким путем пойдет ее развитие. Павлов-Сильванский почти закончил книгу о Пестеле, но не надеялся издать ее. Предстояло многое сгладить, потопить острые мысли в туманных рассуждениях, но даже и в таком виде книга вряд ли могла найти издателя в России: слишком красноречивы были отобранные документы, слишком обличающими были речи Пестеля перед судилищем царя-деспота.
Обсудили и планы Чичерина. Павлов-Сильванский дал адреса своих берлинских друзей и написал рекомендательные письма. Перед расставанием условились, каким путем можно будет доставлять в Россию нужную литературу. Они надеялись скоро увидеться, но увидеться было не суждено…
Берлин встретил Чичерина неласково. Полиция потребовала заграничный губернаторский паспорт и доказательства материальной обеспеченности: эмигрант не должен стать обузой на шее германского государства. Чичерин предъявил наличные деньги и документы, подтверждающие, что в банке на его имя открыт личный счет. Полиция удовлетворилась этим и на время оставила в покое.
Рекомендательные письма Павлова-Сильванского помогли завязать первые и, откровенно говоря, малоинтересные знакомства. Не теряя времени, Чичерин налаживал контакты с революционными кругами. Прежде всего установил прочные связи о эсерами, которых в Берлине было больше, чем кого-либо. Эсеровское движение казалось в то время истинно революционным, привлекало массу, эмигрантов, особенно студентов.
