Наконец отпевание кончилось, и началось прощание. Выступали известные ученые, литераторы.
— Жорж, ты знаешь, кто этот господин?
— Не знаю, но интересно говорит.
— Это же Федор Достоевский…
Неожиданно для устроителей похорон слова попросил молодой человек. Это был Плеханов. Георгий почувствовал, что все отступило на второй план и осталась только боль утраты, желание передать свои чувства людям, обступившим свежую могилу.
Сразу после выступления двое городовых пытались арестовать Плеханова, но он сумел быстро затеряться в толпе. Затем, наняв нескольких извозчиков, народники благополучно уехали. Георгий с группой товарищей поспешил в трактир — погреться и поесть. Все хвалили его выступление и шумно радовались успеху.
В то время главное внимание Плеханова поглощала работа среди питерских рабочих. Уже позже полицейский чиновник В. В. Блинов отмечал: «Плеханов имел громадное влияние на фабричное население, среди которого велась революционная пропаганда под его руководством».
И таких утверждений в полицейских документах и в воспоминаниях революционеров довольно много.
То, что Плеханов имел уже тогда «громадное» влияние, — это, конечно, преувеличение. Рабочее движение еще только зарождалось, пролетариат в России еще складывался как класс. Заводские и фабричные рабочие очень отличались друг от друга, так как многие фабричные были сезонниками: летом жили в деревне, а зимой на заработок приходили в город. Поэтому методы пропаганды среди квалифицированных рабочих металлургических заводов и среди сезонников, вербовавшихся на текстильные и другие фабрики, были разными. Плеханов находил общий язык и с теми, и с другими. Среди народников, которые вели пропаганду среди рабочих, Плеханов считался одним из наиболее опытных и умелых, в кругах рабочих он имел уже двухлетние связи.
В январе 1878 года на Василеостровском патронном заводе погибло шесть рабочих. Причиной гибели была плохая техника безопасности — хозяева не желали тратить «лишние» деньги. Георгий написал воззвание: «Рабочим Патронного завода». Оно кончалось горячим призывом: «Рабочие! Пора вам самим взяться за ум: помощи ждать вам не от кого! Не дождетесь вы ее от начальства! Долго ждало помощи от него крестьянство и дождалось кочек да болот, да податей еще тяжелее, еще больше прежнего! Долго терпели и вы и дождались того, что вас жгут живьем и пускают по миру ваши семьи! Долго ли еще будешь терпеть ты, рабочий народ?!»
Черновик воззвания Плеханов показал своему новому знакомому, с которым близко сошелся в эти дни, рабочему Степану Халтурину. Степан одобрил текст листовки, она была напечатана и разбросана на территории Патронного и других заводов.
В день похорон жертв катастрофы стоял сильный мороз. Несмотря на это, за гробом шли рабочие всех фабрик и заводов Васильевского острова и представители других районов. Социалистов в этом многочисленном шествии было немного. Плеханов в рабочей одежде шагал в первой шеренге. Рядом шли Степан Халтурин, Валериан Осинский. Гулко билось сердце: «Вот она, рабочая солидарность. Вот он, питерский пролетариат».
О конце похорон вспоминал сам Плеханов: «Полиция, все время сопровождавшая шествие в довольно значительном количестве и усиленная новым отрядом городовых у входа на кладбище, стала вокруг могил; священник пропел последнюю молитву; гробы опустили в землю. Пока их зарывали, толпа оставалась вполне спокойной… Но когда все было кончено и настало время расходиться, в ней началось какое-то движение. Незнакомый нам полный, рыжий рабочий протискался к одной из крайних могил.
— Господа! — воскликнул он дрожащим от волнения голосом. — Мы хороним сегодня шесть жертв, убитых не турками, а попечительным начальством. Наше началь…
Его прервали.
Раздались полицейские свистки, и околоточный надзиратель положил ему руку на плечо со словами: «Я вас арестую». Но едва успел он выговорить это, как произошло нечто совершенно неожиданное. Со всех сторон раздались негодующие крики, и толпа, та самая толпа, которая произвела на нас безнадежное впечатление своею будто бы буржуазною прилизанностью, дружно кинулась на оторопевших полицейских. В одно мгновение арестованный был куда-то далеко унесен нахлынувшей рабочей волной, а пытавшийся взять его околоточный не совсем твердым голосом извинялся перед публикой» (1—III, 157)[5].
Плеханова хорошо знали на фабриках, расположенных вдоль Обводного канала. В марте 1878 года вспыхнула стихийная забастовка на фабрике Новая бумагопрядильня. Причина — снижение расценок. Рабочие не уходили, они стояли группками на фабричном дворе. Георгий ходил между ними и объяснял, каким образом наживается их хозяин. Стихийно образовался стачечный комитет. Через него поступали деньги бастующим, собранные среди демократически настроенной интеллигенции. Но этих денег было мало. На заседании комитета было решено обратиться за помощью к рабочим других текстильных фабрик. Плеханов написал листовку, и ее отпечатали в типографии «Земли и воли». Плеханов специально писал это воззвание, приноравливаясь к понятиям и языку рабочих, только что пришедших из деревни: «Друзья рабочие! Вот теперь рабочие с Новой Бумагопрядильни стакнулись, держатся все время дружно. Вам нужно поддержать их… Неужели давать издеваться над рабочими всякому жулику? Нет, вы соберете в их пользу деньги: нынче вы им поможете, а завтра они вам. Ведь и вы не в раю живете, и вам, может, придется считаться с хозяином… Так и помогай друг дружке — на людях и смерть красна» (3—I, 382).
Отпечатали несколько сот листовок, получился увесистый тючок. Георгий решил за один раз отнести весь этот пакет Он подобрал на конспиративной квартире костюм поприличнее, взял саквояж, в который сложил листовки. Подъехал к фабрике на пролетке и быстро направился к административному зданию. Не доходя нескольких шагов по дверей, быстро свернул и известным ему проходом побежал к котельной. Там обычно собирались комитетчики, и, к счастью, там был один из них. Георгий быстро передал ему содержимое саквояжа и вышел на фабричный двор. Но у входа его задержала охрана и передала околоточному. По пути в участок Плеханов обдумал линию поведения. Поскольку сторожа с ними не было, он утверждал, что проходил мимо фабричных ворот и неожиданно был задержан. Его заперли в отдельной комнате, куда заглядывали через окошечко какие-то типы, очевидно филеры. Но они не узнали в хорошо одетом господине примелькавшегося им человека в рабочем платье. Наутро, когда пришел начальник, Плеханов разыграл сцену возмущения необоснованным арестом. Он начальственно повысил голос: «Я самым энергичным образом протестую против моего совершенно произвольного ареста. Я еще раз прошу составить протокол».
