Потом, обращаясь к околоточному, приведшему его вчера сюда, сказал: «Прошу вас, милейший, принесите мне воды, да в чистом стакане». Тот, растерявшись, выполнил просьбу властного господина. Паспорт, хоть и фальшивый, был хорошо сделан. В нем значилось, что податель его — почетный гражданин А. С. Максимов-Дружбин. Полицейские извинились за ошибку, и Плеханов поспешил скрыться, пока они не одумались. Позднее он так вспоминал об этом происшествии: «Арест мой продолжался всего один день. В качестве «нелегального» я имел недурной паспорт и носил ничем не запятнанное в глазах полиции имя какого-то потомственного гражданина. Меня выпустили, обязав подпиской о невыезде. Я добросовестно исполнил это обязательство, так как долго после этого не покидал Петербурга».
Теперь Георгий Плеханов не мог показываться на территории Новой бумагопрядильни. Но рабочие сами приходили к нему, советовались и рассказывали о ходе дела. Через несколько дней пришлось прекратить забастовку, но она имела огромное значение, показав рабочим Петербурга, на чьей стороне находятся царские власти, которые помогли фабрикантам одержать победу. А Плеханов поместил в легальной газете «Новости» информацию о ходе забастовки и ее итогах. Заметки были без подписи. Это было первое выступление Г. В. Плеханова в открытой печати.
Теперь он начинает регулярно помещать статьи в нелегальной прессе — в журнале «Земля и воля», куда его вскоре вводят в редколлегию, — и в легальных газетах и журналах под псевдонимами и без подписи. Среди своих товарищей он уже в это время выделяется серьезными знаниями, умением четко излагать свои мысли.
Пользуясь тем, что в Публичной библиотеке в то время можно было спокойно заниматься — позднее шпионы выслеживали там революционеров, — он часто подолгу задерживался в ее гостеприимных стенах. На всю жизнь у него остались теплые воспоминания о многих часах, проведенных в ее залах. Уже тогда, изучая какой-либо вопрос, Плеханов умел сосредоточенно и планомерно работать с литературой. Ведь он не имел возможности продолжать образование — в 1877 году, став нелегальным, он перестал посещать занятия и был отчислен из Горного института «по малоуспешности», как значилось в документе. Но, продолжая упорно заниматься, Плеханов через несколько лет стал одним из наиболее образованных людей своего времени. Однако знания для него не были самоцелью. Всю жизнь, упорно расширяя свои познания, он копил их для использования в борьбе за победу революции в России.
Вот и теперь он жадно читал экономическую, историческую, философскую литературу для того, чтобы ясно представлять задачи, связанные с развитием революционного движения в России.
Однажды он пришел на нелегальную квартиру позже обычного и, ничего не замечая, сел в углу, просматривая какие-то записки.
— Жорж, что с вами? Садитесь пить чай, ведь одной духовной пищей сыт не будешь, — обратилась к нему «хозяйка» квартиры.
— Спасибо, я и голоден, и замерз ужасно. Но вот послушайте, какую интересную книгу я сегодня прочитал.
— Да кто автор? Наш или из Европы?
— Наш, наш. Книга только что вышла.
— Легальная? Что же в ней может быть столь интересного?
— Автор Ю. Э. Янсон написал «Сравнительную статистику России и западноевропейских государств». Здесь приводятся очень интересные цифры. Вот послушайте, таково численное отношение земледельческого, промышленного и торгового класса в Англии, Пруссии и Франции.
— Ну и что же? Нам какое дело до их классов!
— Да вот в «Капитале» Маркса говорится о роли рабочих в революционном движении. Но ведь на Западе совсем другая картина, чем у нас. В Англии промышленный класс составляет 22,7 процента, в Пруссии — 9,1 процента, во Франции — 10,6 процента.
— А в России?
— В России точной статистики не существует, но если судить по численности сословий сельских и городских, то промышленные классы у нас составляют 10 процентов.
— Ба, да это больше, чем в Пруссии. Не податься ли вам в социал-демократы?
— Напрасно вы смеетесь. Есть и другие цифры. Если распределить в процентах по занятиям одно производительное население, то в промышленности в Англии занято 52,5 процента, во Франции — 28,4 процента и даже в Пруссии — 25,6 процента. Эти цифры показывают громадную разницу в хозяйственном укладе России и главных европейских стран. Все это имеет большой интерес для всякого революционного деятеля.
— Но ведь мы в этом и не сомневались. Что же вас так растревожило в этой книге господина Янсона?
— Вот в том-то и дело. Разница-то есть, но какова тенденция хозяйственного развития России?
Закончив обсуждение книги, собеседники стали горячо спорить о задачах общины в развитии социалистического движения в России.
Плеханов внимательнее других теоретиков революционного народничества 70-х годов относился к вопросу о месте пролетариата в революционном движении страны. В своей первой теоретической статье «Об чем спор?» он, e одной стороны, защищает главный тезис народнического мировоззрения о благотворном влиянии общины на крестьянский характер, а с другой — приходит к выводу о закономерности участия рабочих в революционном движении. Чтобы сгладить это противоречие, он утверждает, что фабричные рабочие в отличие от заводских живут артелями и им свойственны те же общинные идеалы, что и крестьянам. Из этого читатель должен был сделать вывод, что поэтому-то фабричные рабочие и легко поддаются революционной пропаганде.
Но, довольно хорошо представляя в то время нужду рабочих, Плеханов недостаточно знал деревню, свои рассуждения о положении и настроении крестьян черпал главным образом из литературы и рассказов товарищей.
Летом 1878 года он решил, как многие его товарищи, пойти «в народ». Георгий поехал на Дон, где казачество было резко настроено против введения у них земского самоуправления.
Народники пытались использовать для борьбы с самодержавием любое оппозиционное движение. Именно поэтому они особое внимание обращали на сектантов, на угнетенные народности, так как среди крестьян, недовольных религиозной или национальной политикой правительства, по их мнению, легче было вести пропаганду. Такой же подходящей средой они считали казачество.
Плеханов сумел найти общий язык с группой молодых казаков, которые готовы были поднять восстание. Но надо было привлечь на их сторону всю массу казачества. Для этого Георгий решил распространить среди всех областей, где жили казаки, воззвание от имени «Земли и воли». Он написал это воззвание: «Славному войску казацкому — донскому, уральскому, кубанскому, терскому и пр. и пр.». С текстом этого воззвания он отправился в Петербург, чтобы напечатать его и вернуться с подкреплением, так как одному ему было, конечно, не под силу охватить пропагандой несколько губерний, а сочувствующие казаки не хотели выезжать из своих станиц до начала восстания. Но все эти грандиозные планы рухнули.
