Анна Асланян: Последний вопрос: приходилось ли вам сталкиваться с трудами российских мистиков - таких, например, как Блаватская, Гурджиев, Успенский? Каково ваше отношение к оккультизму вообще?
Майкл Муркок: Кое-что мне о них известно – я ходил в штейнеровскую школу. Рудольф Штейнер поначалу был последователем Блаватской. Потом он откололся и основал свой собственный, немного странный культ – так называемую антропософию. Это был христианский мистик, австриец. Фашисты позакрывали все штейнеровские школы, парочка переехала в Англию, и вышло так, что меня отправили в одну из них. Дело в том, что мой опекун, занимавшийся моим умственным развитием – на самом деле, он был любовником моей матери, не знаю, как его называть, у него была семья и все такое, - так вот, этот человек по имени Елинек был моим героем. Он не раз ездил в фашистскую Германию, выкупать евреев – платил за них деньги, одним словом, помогал людям выбраться оттуда. Вот он и предложил моей матери отдать меня туда, в одну из этих школ. Так что некое влияние на меня это учение – не Блаватской, а Штейнера – оказало. Надо сказать, их философия оказалась достаточно легкой, ненавязчивой. Прежде всего, системе верований в этой школе не обучали – она лежала в основе преподавания, само же оно было более или менее традиционным. Факт тот, что меня оттуда исключили.
Анна Асланян: Сколько вам было лет, когда вас туда отдали?
Майкл Муркок: Шесть. А исключили меня в семь или восемь. Нет, это была очень хорошая система, учиться там было замечательно! Просто я... У меня не было отца – вернее, отец был, но он сбежал, - а это была школа-интернат, а жить в интернате мне не нравилось, и все тут. Меня не школьная система не устраивала – мне хотелось домой. Поэтому я все время убегал, и в конце концов меня оттуда исключили. В общем, большого значения это не имело – все равно я постоянно убегал, так что какая разница.
Анна Асланян: Чему в этой школе обучали, какое отношение все это имело к идеям Штейнера?
Майкл Муркок: Там была опять-таки особая программа: например, алгебру по этой системе начинают преподавать рано, еще очень рано начинается живопись – получается немного похоже на немецкий экспрессионизм, он ведь нравился Штейнеру. Представляете: сидят детишки, рисуют нечто в стиле 20-х годов, а на дворе – уже 50-е. Да, и иностранные языки тоже рано начинаются. В общем, там вполне хорошо, учителя спокойные, добрые, традиционная дисциплина отсутствует, однако без нее вполне обходятся – не помню, чтобы с кем-то не могли справиться. А сама антропософия? Про это можно ничего не узнать до самого окончания школы – ее там не преподают. Только потом, когда начинаешь изучать, что такое вообще Штейнер, то понимаешь, что его интересовали все эти вещи, эта мистика. Мне кажется, я и вправду многое заимствовал у Штейнера. Но в целом мистические идеи меня не слишком привлекают – просто меня не особенно интересует мистика сама по себе. Очень это странно – писать об этом я могу, сочинять могу, но читать никогда не читаю. Единственное, что я когда-либо с удовольствием читал из мистической литературы – книги человека по имени Чарльз Уильямс. Он был другом Толкиена и Льюиса, писал весьма простые триллеры, замешанные на христианской мистике, в которых дьявол во всевозможных обличиях, во многих своих проявлениях борется с силами добра. А происходит все это в Оксфорде. Ну вот, а в остальном... На самом деле, я сейчас пытаюсь написать кое-что весьма похожее, можно сказать, под этим влиянием, развиваю близкие идеи с использованием более традиционной мистики, чем та, к которой обращался прежде.
Анна Асланян: И все-таки: сами-то Вы во все это верите? В ясновидение, левитацию и прочее?
Майкл Муркок: Я очень скептически к этому отношусь. Хотя раньше мне то и дело виделись привидения. Знаете, когда я занимался этими штейнеровскими вещами, то видел всякие ауры и тому подобное. Все это мне как-то удавалось – очень странно...
Анна Асланян: Прощаясь, Майкл Муркок все же раскрыл один, главный секрет – рассказал, как ему удавалось нарабатывать по 15000 слов в день. Рецепт был прост: большое количество кофе с очень большим количеством сахара. Сказал и, пожаловавшись на здоровье, добавил, что надо было вместо этого пользоваться кокаином. Похоже, он не шутил; как бы то ни было, секреты Майкла Муркока не каждому по плечу.
Дмитрий Волчек: На днях стало известно, что Муркок намерен написать роман на основе знаменитого научно-фантастического телесериала “Доктор Кто”. В эссе, опубликованном в ноябре в газете “Гардиан”, Муркок говорит о своем замысле:
“Доктор Ху” стал почти единственным бегством от действительности, которое я позволяю себе в последнее время. Хотя я почти не сочиняю фантастику, я начал серию автобиографических романов, в которых исследую свой интерес к романтике и фантазии: мои персонажи – чуть измененные версии писателей и других сотрудников журнала “Новые миры” той эпохи, когда мы пытались изменить традиционный роман при помощи методов и идей научной фантастики. Это трилогия, в которой персонаж, представляющий меня, собирается изучать причины привлекательности историй о фантастических приключениях, наподобие тех, в которых действует мой самый известный персонаж - принц-волшебник Элрик из Мелнибонэ. Элрик – это мой Шерлок Холмс, герой, которого будут помнить лучше других, но Элрик не стал для меня обузой, как Холмс для Дойля. Я доволен, что Элрик поддерживает меня в мои преклонные годы вместе с другими героями историй, действие которых происходит в “мультивселенных” - бесконечной системе параллельных миров, в которых одновременно существуют слегка измененные версии нашей вселенной. Это термин (который я изобрел в 1962 году, или, точнее, открыл заново, поскольку с его помощью Уильям Джеймс описывал множество миров, в которых существует наш мир), часто используется в беллетристике и попал в лексикон “Доктора Ху”. В этом нет ничего необычного. Терри Пратчетт говорил, что литература – большой котел, из которого каждый немножко вычерпывает и немножко добавляет. Я польщен, что некоторые ингредиенты, которые добавил я, стали важными элементами этого блюда”.
