Ознакомительная версия.
Михель плакал как маленький ребенок, затем он успокоился и в течение четверти часа тупо смотрел перед собой. Трудно сказать, что происходило в тот момент в его голове, но результат его размышлений говорит сам за себя. Унтер-офицер из Манергейма вскочил, быстро прошелся по всем кучкам и собрал их все в углу бункера: 19 циферблатов, 38 стрелок, 19 пружин, 2000 колесиков и не менее 5555 винтиков. Это было 1 февраля 1943 года.
Когда пять русских солдат с поднятыми автоматами заглянули из любопытства в бункер, их удивленному взору предстала следующая картина: на большой куче, состоявшей из многочисленных деталей и элементов часов, сидел солдат, который занимался тем, что пытался вновь собрать будильник из всей этой мешанины колесиков и винтиков.
Вот так это было.
Следует рассказать еще о двух солдатах. Это произошло на северной отсечной позиции недалеко от вокзала Конной. Они соорудили себе прекрасное убежище: три метра под землей, площадь в виде квадрата размерами 8x8 метров, высота в человеческий рост, кроме того, было предусмотрено помещение для сна – так выглядело их огневое сооружение. Но все это не столь важно. На фронте было спокойно, русские находились от них на расстоянии ста пятидесяти метров, кроме редких, одиночных выстрелов ничего не было слышно.
Однажды, приблизительно в 14.00, прозвучало около десятка выстрелов. Солдаты в ротах дремали или писали письма, но, услышав стрельбу, сразу выскочили из бункера, однако ничего не увидели.
Через двадцать минут – вновь жуткая пальба, и опять ничего не видно, никакой атаки, после чего стрельба смолкла. Так продолжалось в течение трех дней, с двенадцати до четырнадцати часов, каждые двадцать—тридцать минут. «Огневой налет с применением стрелкового оружия» – так было сказано в донесении роты, где была указана также предполагаемая цель для контратаки. Батальон передал донесение в полк. Не было никакого сомнения, что огневая точка находилась в районе поста 135.
В субботу все снова повторилось, восемь раз по две минуты. Вместе с паузами пальба длилась три часа. После этого наступила тишина. Командир полка пополз по соединительному окопу и через 15 минут был у края поста 135, вслед за ним подползли один за другим командир батальона и командир роты.
Сначала минуту все молчали, после чего «взорвалась бомба». Командира полка вот-вот должен был хватить апоплексический удар, вены на лбу и шее вздулись, в течение трех минут он ревел так, что могли рухнуть стены Иерихона. Затем он пополз обратно. Командир батальона вел себя спокойнее.
Командир роты стоял с красным лицом. У обоих ефрейторов поста 135 было такое впечатление, что он сейчас взорвется. Когда командир батальона отполз на расстояние пятидесяти метров, он действительно взорвался, но только от смеха. Командиру роты было двадцать шесть лет, он был архитектором в Дюссельдорфе, а сейчас – в звании лейтенанта, кроме того, у него было четыре ранения.
Двух солдат на посту 135 одолевала скука, и они придумали для себя развлечение. На каске они нарисовали глиной шесть кружочков, как на мишени, затем делали ставку на кружок или промах – каждый по десять марок. После этого каску закрепляли на палке и поднимали на десять сантиметров выше уровня груди. Эффект был потрясающий: по каске палили, подходили, проверяли попадание, платили марки, и все повторялось сначала.
На посту 135 валялись на земле семь изрешеченных пулями касок. Ефрейтор Грубе выиграл сто сорок шесть марок.
17 октября 1942 года 6-я армия сообщила о численности боевых подразделений, назвав цифру 66 549, без учета сил 4-го армейского и 48-го танкового корпусов. Численность подразделений, обеспечивавших снабжение армии, к тому времени составляла 334 000 человек.
До 18 ноября из котла вылетели или были вывезены по железной дороге 17 000 раненых. Во время прорыва русских в период с 19 по 21 ноября потери составили 34 000 человек, на Чирском фронте – 39 000 человек. 25 ноября боевые части котла, включая 48-й танковый и 4-й армейский корпуса, а также румынские части, насчитывали 284 000 человек, из которых до 24 января 1943 года 29 000 человек были вывезены из котла самолетами в качестве раненых. Из 255 000 тысяч остававшихся в котле человек до конца января погибли или пропали без вести 132 000.
Таким образом, до 2 февраля 1943 года в плен были взяты 123 000 человек.
Лежа на деревянных нарах рядом с больными сыпным тифом в лагере военнопленных в Елабуге, священник, на изношенном кителе которого был спортивный значок, стонал:
– Я – король мертвецов Гумрака.
Два месяца назад д-р Людвиг оказывал последнюю помощь умирающим, соборовал, принимал последние приветы родным и близким, не зная при этом, сможет ли он когда-нибудь передать их родителям или жене.
На него смотрели детские глаза девятнадцатилетнего солдата. «Четки», – произнес умирающий молодой человек и указал на разорванный и пропитанный кровью карман брюк. «Король мертвецов Гумрака» сунул руку в его карман и в испуге отдернул ее назад – его рука угодила в открытую брюшную полость.
Таких эпизодов были тысячи.
Священник вел бесперспективную борьбу с массовым вымиранием. Не в состоянии уже оказывать внимание отдельным умирающим, он совершал общий обряд: соборование, «Отче наш», любовь к ближнему – ведь в Гумраке была целая гора из тридцати тысяч трупов, и не думать об этом он не мог.
На главном медицинском пункте было отведено специальное помещение для раненых в голову или живот, и те, кто были признаны безнадежными, отправлялись из операционной палатки прямо к «священнику». Санитары приносят одного раненого, лицо которого уже было накрыто брезентом. Священник снимает с лица покрывало и совершает последний обряд, сегодня уже в сотый раз, после чего читает «Отче наш». Когда католический обряд совершен, «мертвец» под одеялом складывает руки и произносит последнюю строку из евангельской молитвы: «…ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки».
«Само слово Сталинград нельзя просто так произносить или написать. Его можно упоминать только в молитве».
Эти слова произнес священник 76-й пехотной дивизии, попавший в плен в ночь с 15 на 16 января, в то время, когда все уже было потеряно и уже ничего нельзя было спасти. Вопреки четкому приказу командира дивизии он остался в долине Россошки вместе с ранеными, чтобы оказать им свою помощь священника. Вместе с одним солдатом, имевшим легкое ранение, он распределял последний оставшийся хлеб. На каждого приходился кусок весом пятьдесят граммов. Все врачи и санитары некоторое время назад бросили их и ушли, назвав оставшегося священника сумасшедшим. В отчаянии больные и раненые кучами цеплялись за отъезжавшие машины, затем в небольшой балке между Россошкой и Питомником наступила жуткая тишина.
Ознакомительная версия.
