Да, надо сказать, что он отлично знал английский, что очень важно вообще и особенно важно для нашей страны. Так как знание иноязычной культуры питает русский ум, и переработанная идея становится гениальным открытием (как случилось с Пушкиным). И это совершенно нормально, потому что идеи не могут возникать сами по себе и в больших количествах сразу. Как можно написать, например, 400 или 500 песен? Для этого нужно, чтобы у тебя был где-то источник и желательно много и в разных странах. Там, на Западе, музыканты шарят по своим народным «источникам», а у нас они размыты, особенно в городах. И Майк с Борькой были первые, кто включился в эту мировую вертушку; на пустом месте ничего не сделаешь.
Песни его я принял сразу. Может быть это потому, что я знал, кому посвящена та или иная песня. «Сладкая N» например - была такая девушка по прозвищу «Бэби», сейчас она, по-моему, в Москву переехала. С песней «Ты - дрянь» более сложная история. Она посвящена подружке моей жены. Это были две подружки, мы у них часто оттягивались в Апраксином переулке. Потом я женился на Зине, а Майк вот песню написал.
А с музыкой Майка есть еще один момент - не каждый позволит себе такую музыку играть, в таком стиле, - это смелость. Для человека, который знает всю эту культуру, то есть регулярно слушает каждый день, - это большая смелость. Это не наглость, хотя некоторые считают, что это наглость. У Майка это получалось совершенно органично. Мы сейчас в «Трилистнике» исключили все блюзы, кроме одного. А Майк был настоящим блюзменом. Вот Ильченко, он человек неровный, а Майк последовательно играл ритм-энд-блюз.
И потом, я повторюсь, он совершенно не хотел стратегически мыслить. Можно ведь было продавать его пластинки, он мог не давать гастроли на стадионах. А так - к нему пришли и сказали: поехали сейчас на гастроли в Рязань - поехали. Потому что как барабанщик мыслит своими категориями, так и творец должен мыслить своими, а не так: вот есть сегодня рубль - его надо пропить и все. Должен был быть рядом какой-то человек, которого он, вероятно, всю жизнь искал, который бы как-то выстраивал ему жизнь. И, наверное, с ним было тяжело жить в последнее время, судя по тому, что произошел этот разрыв с Наташей - достаточно хрупким человеком.
Я не могу сказать, что он неудачник, или там на себе крест поставил. Может быть так, что все, что он мог обозреть перед собой - его просто не интересовало. Человек может спокойно быть выше того, чтобы купить себе квартиру, заработать миллион рублей. И он видел, что бессмысленно дергаться из-за каких-то драных «Жигулей». И никакой обозленности на страну у него не было.
Я вам могу сказать одну вещь: я собирал машинки, а он собирал самолетики. И он про самолетики знал все. Мы выходили на улицу, и он говорил: «Вот полетел МИГ-21». А я говорил: «Вот поехала «Тойота». И мы получали удовольствие от того, что обладаем такими бесполезными знаниями. Я тоже любил самолетики, и мы с ним часто спорили, потом привлекали кого-то со стороны, лезли в журналы… Заруба шла на уровне «ТУ-154» и «ТУ-1546». И это интересней, чем просто тупо выпивать.
И я хочу сказать, что очень любил Майка и ценил за то, что у него всегда были эти игрушечки. Для мужчины вообще очень важно эти игрушечки иметь, для женщины, может быть, важнее детей воспитывать. И чем игра будет запутанней и непонятней для окружающих, тем лучше и интересней. Он не играл по законам шоу-бизнеса: взять стадион, чтоб на каждом столбе твоя афиша… А играл в какую-то свою игру и был беззащитен. Ведь все эти менеджеры, организаторы - это все средства защиты, чтобы отгородиться. А у него никогда ничего этого не было…
АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ. Март 1993 г.
Помню, много лет назад мне пришла в голову мысль, что, может быть, напрасно мы доверяем истории право выбирать, кого оставить в памяти потомков, а кого обречь на забвение.
То есть, если, скажем, мы помним Баха, то это совсем не значит, что действительно не было ему равных среди современников - срабатывает масса случайных деталей, и вот мы помним Баха (или, скорее, его имя) и ничего не знаем о людях, живших и творивших рядом с ним.
К сожалению, жизнь подтверждает мою версию. Помнят, скажем, блестящего Высоцкого, но почти не помнят гениального Галича, даже не хочется продолжать.
Боюсь, лет через десять Майка почти забудут - останется он в памяти нескольких друзей-музыкантов. История вершит свой неправедный суд. И ничего тут не поделаешь.
Мы познакомились в конце 70-х на маленьком акустическом сейшене в Москве. Подошел к пульту тихий, необыкновенно интеллигентный человек с большим носом и в темных очках. Долго и вежливо объяснял звукорежиссеру, какой бы он хотел звук. Потом вышел на сцену, и вдруг в лице его что-то изменилось, нижняя челюсть выехала вперед, и с удивительно неприятными интонациями он затянул «Ты дрянь..».. Очень мне не понравилась такая метаморфоза. Был я тогда поборником тотальной чистоты и считал, что если человек в жизни один, а на сцене корчит из себя что-то другое, то, значит, в одном из двух случаев он врет. Ну, такой вот детский максимализм. Артем Троицкий, правда, случившийся на том же концерте и подглядевший мою реакцию, родил легенду, будто с той поры сделались мы с Майком непримиримыми идеологическими противниками. Простим ему эту неправду.
Уже год спустя, услышав Майка с «Зоопарком», я стал их фаном, а с Майком мы подружились. Развивался я, видимо, постепенно. Если, например, «Битлз» принял сразу и во всем, то на «Роллингов» ушло довольно много времени, не мог я отделаться от чувства, что они тоже хотят, как «Битлз», но не могут, не получается у них: и поют фальшиво, и играют как-то не так. Даже записал их сперва с целью заводить друзьям после «Битлз» и показывать, как не надо петь. А просто «Битлз» застилали все глаза, заполняли все уши, и не желала душа принимать какой-то иной эстетики.
Типичная слепота влюбленного. Это, слава Богу, временное явление. Оказалось, «Роллинг Стоунз» имеют право на то, чтобы их судили по законам их эстетики. С Майком у меня вышло примерно тоже самое. Это я не в порядке оправдания (не в чем) - просто есть люди, которые искренне не могут понять, как это мне не понравились песни «Зоопарка», а потом вдруг раз и понравились. Не обо мне речь. С Майком было славно гулять по ночной
Москве в конце весны, пить теплый портвейн из бутылки, сокрытой в бумажном пакете, неожиданно заходить в гости к друзьям. Мы почему-то чаще виделись в Москве, чем в Питере. Майк оказался абсолютно настоящим во всем - от него шло тепло.
И, конечно, он был самым нашим рок-н-ролльным рок-н-ролльщиком. Ибо достоинство в этом жанре определяется, на мой взгляд, не вокальным или инструментальным мастерством, а наличием энергии, которая через рок-н-ролл, как через провода, перекачивается в зал. Энергия не может быть искусственной или фальшивой. Она или есть, или ее нет. Поэтому меня воротит, когда я читаю искусствоведческие изыски о достоинствах, скажем, майковской поэзии. Ни черта эти люди не слышат и не понимают.
