Обычно Джон, обходя свои владения, носил пистолет 38-го калибра. Но в тот день, как заметил Гудейл, Дюпон, прежде чем сесть в машину, прихватил с собой длинноствольный револьвер «Магнум» 44-го калибра, один из самых мощных пистолетов в мире.
Машина Дюпона была в ремонте, и он сел за руль взятого напрокат серебристого «Линкольна Таун-кар». Проехав по заснеженному поместью, Дюпон направился туда, где жил Дэйв с семьей, – к белому двухэтажному дому на краю поместья, в миле от особняка.
Была холодная, хмурая пятница, около двух сорока пяти пополудни. Дети Дэйва были в школе, в нескольких кварталах от дома. Дэйв обожал Александра и Даниэль, и, насколько мне известно, он, починив в своей машине радио, следил за временем, отсчитывая минуты до того момента, когда можно было ехать забирать детей и организовывать с ними выходные.
Дэйв уже почти сел в машину, когда Дюпон свернул на аллею и затормозил рядом с ним. Дэйв ничего не знал о намерениях Дюпона. Не собираясь прятаться, он сказал: «Привет, тренер!» – и направился к машине Джона.
Услышав первый выстрел и крик Дэйва, Нэнси бросилась к парадной двери дома. По пути она схватила телефон, чтобы позвонить по «911». Прежде чем она выскочила наружу, Дюпон сделал второй выстрел. Открыв дверь, Нэнси закричала Джону, чтобы он остановился. Он направил пистолет на нее, и она нырнула обратно в дом. Затем, сразу же после этого, раздался третий, последний выстрел.
Во время суда над Дюпоном Гудейл заявил, что он выбрался из машины через дверь со стороны пассажира. У него было два пистолета. Он выхватил один из них и направил его на Дюпона. По словам Гудейла, Дюпон повернулся к нему, и они стали целиться друг в друга.
Чтобы прогнать Дюпона и получить возможность осмотреть Дэйва, Нэнси вновь вышла наружу и сказала Джону, что сюда едет полиция. Гудейл бросился к железной бочке, чтобы укрыться за ней. Как он показал на суде, Дюпон после этого бросил пистолет на сиденье и поспешно уехал.
Нэнси и Гудейл пытались до приезда врачей остановить у Дэйва кровь. Однако экспансивные пули при попадании в цель расплющиваются, принимая форму гриба. Такие пули предназначены для того, чтобы наносить более тяжелые ранения, чем обычные. Джон зарядил ими свой пистолет, чтобы убить наверняка.
Дэйв умер на руках у жены.
Я так до конца и не прояснил для себя действия Гудейла во время стрельбы. У меня возникло подозрение, что он выскочил из машины и, чтобы спастись, укрылся за бочкой, а затем уже направил на Дюпона оружие. Он мог в любой момент выстрелить в Дюпона и остановить его, но не сделал этого. Он был единственным человеком, который мог спасти Дэйву жизнь. Тем не менее я постарался проникнуться к нему сочувствием. Только они вдвоем с Дюпоном знали, что в действительности произошло.
Я ни в чем не виню Гудейла. Разве он мог ожидать, что случится что-то подобное? Похоже, гораздо больше времени потребовалось на то, чтобы прочитать об этих трех выстрелах, чем на то, чтобы сделать их, и Гудейлу пришлось принимать мгновенное решение. Даже сейчас, когда меня все еще мучает вопрос, что же могло тогда произойти на аллее у дома Дэйва, трудно в чем-либо обвинять Пэта.
* * *
Отец позвонил мне где-то через полчаса после стрельбы. У меня был самый разгар второй половины обычного рабочего дня в середине борцовского сезона: я отвечал в кабинете на телефонные звонки, читал свежую почту. Тренировка завершилась чуть более часа назад.
Думаю, никто еще в истории «Би-Уай-Ю» так не матерился, как я после того, как швырнул трубку.
Я сидел в углу, рыдая, и горько сожалел о том, что не уговорил Дэйва раньше уехать из поместья «Фокскэтчер». Или же, еще раньше, вообще не переезжать туда. До того как Дэйв переехал в «Фокскэтчер», я советовал ему оформить все договоренности с Дюпоном на бумаге и предупредил его, что Джон являлся интриганом. Когда Чэйд рассказал мне о том, как Джон заявился в борцовский зал со штурмовой винтовкой, мне, очевидно, следовало уговорить Дэйва прямо тогда уехать из поместья.
Но я ничего не сказал ему, хотя мне следовало прислушаться к своему внутреннему голосу.
Я ненавидел себя за это, но никак не мог отвязаться от мысли о том, что теперь Дэйв уже никогда не побьет моего рекорда по победам на чемпионате мира. Мы всегда соперничали друг с другом. Мы оба. Но я все эти годы чувствую себя очень виноватым за такие мысли. Я должен был руководствоваться своей верой, которая говорила, что Бог хочет, чтобы я был счастлив, и что мне нужно простить себя, а не терзаться греховностью мыслей о сопоставлении с Дэйвом количества побед, одержанных на чемпионатах.
Ларри Наджент, помощник тренера, был первым, кто появился в кабинете. Он упал в свое кресло. Очевидно, он стал плакать, но я не знаю этого точно, потому что я не обратил на него внимания. Я даже не знаю, как долго мы оставались в кабинете. Прежде чем Ларри отвез меня домой, я заметил лишь, что до сих пор не повесил трубку. Отец все это время слышал, как я кричал, матерился и рыдал.
Алан Олбрайт и Бен Охай, борец, внесенный в списки Зала борцовской славы «Би-Уай-Ю», который вместе с Аланом был одним из моих ближайших друзей, ждали нас с Ларри у меня дома. Убийство Дэйва уже стало экстренной новостью, особенно с учетом первых же сообщений о том, что в нем подозревается один из наследников Дюпона. Был включен телеканал Си-эн-эн. Я посмотрел какое-то время, а затем вышел из комнаты, чтобы поплакать. Помню, когда я в очередной раз выходил, чтобы побыть одному, со мной пошел Бен, и он тоже плакал.
Кто-то у меня в доме взял трубку, когда позвонили из полиции Ньютаун-Сквэа. Полицейские были обеспокоены тем, что у меня могло возникнуть желание что-либо сделать с Дюпоном, и предупредили, чтобы я не приезжал в Пенсильванию. А я как раз собирался сделать это. Я хотел вышибить Дюпону мозги, но знал, что не смогу до него добраться, поскольку в поместье уже были копы.
Застрелив Дэйва, Джон уже без Гудейла вернулся в особняк и сразу же прошел в бронированный подвал без окон, со стальными стенами, который его мать оборудовала как бомбоубежище. Джон использовал это помещение, которое вместе с кодовым замком и запорным механизмом было похоже на банковское хранилище, как библиотеку, а зачастую и как место для употребления наркотиков. В эту библиотеку Джон, как было известно, приводил наркодилера, которому он исправно платил за кокаин, а позже появлялся уже в другом состоянии, и его нос был испачкан в белом порошке.
Дюпон извлек из своего «Магнума» три стреляных гильзы, заменил их тремя новыми патронами, чтобы револьвер был полностью заряжен, и задвинул оружие повыше на полку, чтобы его не было видно. Затем он вышел из библиотеки и крикнул персоналу наверху, чтобы в дом ни в коем случае не пускали полицию. Те подтвердили это указание, думая, что он имел в виду вызов в суд, который он ожидал в связи с продолжающимися судебными слушаниями.
