Мужчина был старше моего отца. Присмотревшись к нему, оглядев двор и запущенный сад, я попросил Погорелого пригласить хозяина. Но Василий вернулся один.
- Не хочет. Отказался и ушел.
- Но почему? Может, ты был недостаточно вежлив?
- Я, товарищ командир, не учился на дипломата, - раздраженно ответил Погорелый,- с фашистами раскланиваться не умею. Он, буржуй, наверное, боится, что начнем расспрашивать, кто да что... Может, и его дети нашу землю поганили...
Я не нашелся, что возразить, в словах Василия была своя правда. И все же хотелось поговорить с хозяином дома. Поэтому, когда я снова увидел его, сам вышел навстречу. Поздоровались, пригласил его зайти. Вытирая платком повлажневшие глаза, хозяин, оглядываясь, последовал за мной. Я разрешил ему осмотреть все комнаты, вещи, сказал, что он может приходить, когда захочет, в пригласил к столу. Старик долго отказывался есть и пить, у него тряслись руки, он все порывался уйти. По всему было видно: человек запуган фашистской пропагандой, не верит в нашу искренность, доброту.
В тот вечер хозяин так и ушел, ни к чему не прикоснувшись. Но через несколько дней появился с женой. Теперь они все осмотрели вдвоем, заглянули в шкафы, в буфет, в кладовую. Потом постучали в мою комнату. Я открыл дверь и сразу прочитал в глазах стариков доверие и признательность.
На этот раз оба не отказались от угощения. Атмосфера за столом была непринужденной. Мы даже поговорили и поняли друг друга, хотя я слабо знал немецкий, а старики - русский. И как я был взволнован, когда старый немец, с трудом подбирая слова, сказал на прощание:
- Все мы в ответе за то, что натворил фашизм... Что делать, заблуждались даже честные люди... Им долго не даст спокойно жить наша больная совесть...
Думаю, не ошибусь, высказав одну мысль. Возможно, именно тогда, в майские дни сорок пятого года, в таких вот, часто случайных встречах, разговорах и появлялись зародыши новых, настоящих человеческих отношений между нами и немцами и закладывались основы будущего большого взаимопонимания.
...По руинам и пожарищам Берлина властно шествовала весна. Она несла с собой мир, цветы, тишину. Наш полк стоял теперь на страже новой жизни города. Самолеты поднимались в воздух только с разрешения вышестоящего командования. А мне так хотелось полетать над мирным Берлином!
Желание это вскоре сбылось. Мне привелось подняться в воздух впервые с сугубо мирным заданием: опробовать мотор после капитального ремонта, иначе говоря, совершить облет материальной части.
Набрав высоту, стал испытывать мотор на разных режимах, а сам по привычке все осматривался, боясь прозевать врага, и по спине пробегал холодок от мысли, что по моей машине могут открыть огонь...
Да, не просто избавиться от рефлексов, приобретенных в сотнях воздушных боев. Много раз после войны я испытал это, находясь в воздухе.
Итак, я летел над Берлином. Убедившись, что мотор работает нормально, я дал себе полную волю и пошел на сложный пилотаж. Мой "лавочкин" снижался до самых крыш, свечой взмывал в небо, проделывал каскады головокружительных фигур. Все, чему меня научили в свое время летчики-инструкторы - бочки, иммельманы, петли, я продемонстрировал в тот день берлинцам, а также нашим танкистам, артиллеристам, пехотинцам.
Летал долго, с радостью наслаждаясь мирной высотой, счастьем бойца, достойно завершившего свой долгий и трудный ратный путь.
Напоследок пронесся прямо над ободранным куполом рейхстага, увенчанным алым стягом Победы.
На аэродроме меня уже ждали с тревогой: время полета истекало.
- Отвел душу, командир! - радостно приветствовали меня боевые друзья.
Я рассказал, каким увидел Берлин, и вместе с летчиками отправился на ужин. В тот вечер никто и не помышлял, что нас поднимет с постели неожиданная стрельба. Но случилось именно так. Ничего не понимая, не успев как следует одеться, летчики выскакивали на улицу. Вокруг было светло как днем от сотен ракет, пронизывавших ночное небо. Дежурный позвал меня к телефону, я услышал торжественный, звонкий голос начальника штаба, с полуслова понял его и, выбежав из помещения, закричал:
- Товарищи! Звонил Николай Семенович Никитин. Это - победа! Мир!
То, что было потом, никогда не забудешь. Люди, прошедшие горнило войны, плакали, не стыдясь своих слез, обнимали и целовали друг друга, прыгали, как дети, подбрасывали в воздух в избытке чувств все, что попадало под руку, стреляли из всех видов имевшегося у нас оружия.
Радость победы! Что может сравниться с ней?! Мы давно ждали этой вести, и, когда она пришла, не было сил сдержать свои чувства.
Мне с трудом удалось выстроить полк. Личный состав поэскадрильно прошел перед Знаменем с боевыми орденами и изображением Ленина таким четким шагом, что любо-дорого было смотреть. Потом поздравил личный состав с победой и в заключение предложил почтить память погибших.
После официальной части был организован торжественный ужин. Вот когда нам пригодились найденные в подвалах запасы продуктов!
А жизнь и в этот волнующий момент ставила свои проблемы.
Перед началом вечера в штаб полка пришли летчик Михайлов и техник Балашов со своими подругами-однополчанками. На всех четверых было обычное, но тщательно выстиранное, отутюженное фронтовое обмундирование. В руках - веточки яблоневого цвета.
- Мы хотим пожениться, товарищ майор, - сказал Борис Михайлов, смущенно поглаживая ордена на груди.
- Мы тоже, - эхом откликнулись Балашов и его невеста.
Как бы советуясь, мы переглянулись с подполковником Фунтовым. И он и я понимали: намерения у молодых людей самые серьезные. Омрачить их настроение отказом мы не имели оснований. День Победы и свадьбу наших соратников было решено отпраздновать одновременно.
Вечер удался на славу. Тостам не было конца. Провозглашались они за победу, за героев полка, за летчиков, за техников, за мотористов и за молодых, за их семейное счастье. Не забыта была в тот вечер и добрая русская традиция. "Горько?" - то и дело раздавалось за столом к великому удовольствию счастливых молодоженов...
Гуляли до поздней ночи. Танцевали, пели. Потом, выйдя на улицу, наши офицеры открыли стрельбу в воздух. Это не осталось незамеченным. К дому, во дворе которого были накрыты столы, подъехал черный бьюик, из него вышел офицер комендатуры. Я пошел встретить его.
- Что у вас творится? - строго спросил полковник.
- Празднуем победу и одновременно две свадьбы, - доложил я.
Нас окружили летчики. Присмотрелись к полковнику - танкист, награжденный многими орденами.
- Ура полковнику! Качать его! - раздалось сразу несколько голосов.
Танкист, бережно поддерживаемый десятками сильных рук, взлетел в воздух, потом еще и еще. Как в такой ситуации выдержишь строгий тон? Полковник взмолился, чтобы его опустили на землю, с удовольствием принял приглашение к столу и даже выпил рюмку за победу и за здоровье молодых.
