В марте 1979 года Андрей знакомится с одним из самых знаменитых советских экстрасенсов Владимиром Сафоновым. Книги Сафонова «Нить Ариадны», «Нечто», «Несусветная реальность» и другие расходились в «самиздате» многотысячными копиями.
Тарковский отмечает в дневнике, что Сафонов ставит диагноз даже по фотографии пациента, и затем приводит список заболеваний своих родных и даже собаки (!), определенных экстрасенсом по фотоснимкам. [80] Далее Андрей пишет, что Сафонов определил:
У Ларисы:
1. Поражена правая часть головы (пространство вокруг правого глаза).
2. Урологическая зона (как он выразился, «Бермудский треугольник»).
3. Правое бедро (я об этом не знал. Оказалось правдой). У Ольги:
1. Лобная часть головы (мы ничего не знаем).
2. Область сердца.
У Дака: [81]
1. Задние ноги (знаем).
2. Печень (не знаем. Все после чумки?).
Оказавшись в Италии, Андрей продолжил занятия йогой, медитациями и т. д. 1 августа 1979 года он записывает:
1-й урок медитации. Кажется, получается. Вечером (сейчас) не очень. Мне кажется, что я засыпал, а не видел своих голубых пульсаций». На следующий день: «Медитация утром. Глубже, но иногда засыпал. Плохо, что день голодания попал на первый день медитации. Голубых пульсаций не было.
Еще через пару дней он записывает последовательность состояний, которые можно достичь в результате медитаций. Будем снисходительны, перечитывая этот список – Андрей иногда был большим ребенком, которому так хотелось верить в то, что на свете есть чудеса и они подвластны воле человека – стоит только сосредоточиться и пройти необходимые ступени медитации.
1. Бодрствование.
2. Сон.
3. Гипноз.
4. Трансцендентальное сост[ояние].
5. Космическое.
6. Единство.
7. Божественное.
8. Абсолютное.
Все эти состояния становятся доступными в результате медитации.
Еще один знакомый Тарковского, обладавший даром «предвидения» – Сергей Митрофанов. В дневнике (22 ноября 1979 года) Андрей описывает очередную их встречу:
Мы созвонились, и он пришел. Много рассказывал о йоге. Все гадания, спиритизм и проч[ее] он объясняет одним и тем же способом – получением информации при помощи концентрации. Он два раза гадал мне: раньше и вот теперь:
1. Вопрос (раньше): Стоит ли мне круто менять жизнь, начиная ее почти наново, во всяком случае, в новых обстоятельствах. Ответ: Да, стоит. Если все останется по-прежнему, сказал он, то я погрязну в денежных делах и буду иметь много врагов. Если я изменю жизнь, то ко мне придет слава. (Раз слава, то будет и работа, вот что главное.)
2. Вопрос (теперь): Имею ли я моральное право на эти изменения? Ответ: Да, имею.
3. Вопрос (теперь): Верить ли, что Б. Л. Пастернак сказал мне правду о четырех фильмах?
Ответ: Нет, не верить, это не так.
4. Вопрос (теперь): Смогу ли я взять с собой Андрюшу? Ответ: Да. И это будет зависеть от женщины.
(От Ларисы? Джанкарлы? Послихи?)
Вопрос об Андрюше (удастся ли его взять в Италию, а позднее – выпустят ли Ларису за границу вместе с Тяпой), Тарковский задавал буквально каждому «ясновидящему» – и в России, и в Италии. Все, как один, давали утвердительный ответ. И все, как один, попали пальцем в небо. Андрюшу выпустили только после того, как генсеком стал Горбачев и в СССР началась перестройка.
Анжела Флорес утверждает: Андрей знал, что Россия вскоре изменит свой облик. Он сказал ей об этом в 1982 году и огорчался, что не будет жить в то время, когда Россия станет иной… Вот слова Андрея в пересказе Анжелы:
Страдание русских – это недуг большой, связанной души. Моему народу брошен вызов. Он будет мучиться, претерпевать страдания из-за легкомысленности кучки людей во время перехода тоннеля от старой к новой жизни. Христианство России освободится внезапно, как гроза; это будет одна из тех сильных гроз, которые приносят очищение. Никакая сила не остановит эту христианскую реку…
«Пугает ли меня смерть»
Италия – Франция. 1985-1986
Сколько раз Андрею Тарковскому приходилось заново строить свой дом! Помимо семейных и бытовых проблем, случались катастрофы, связанные с работой, с творчеством, когда рушилась тщательно возводимая им постройка. Взять, например, историю с пленкой, на которой снимался «Сталкер»… Фильм этот «на корню» (до съемок) купил западный кинопрокатчик Гамбаров под одно имя Тарковского. В качестве платы была получена кинопленка «Кодак». Большую часть ее выделили Сергею Бондарчуку для съемок «Степи» и Андрею Кончаловскому на «Сибириаду». А с тем, что получил Тарковский, произошла драматическая история, о которой мы уже упоминали – из-за неправильной проявки погибла большая часть отснятого материала.
Заново создана семья.
Заново снят фильм.
Заново строится жизнь – за рубежом.
Как перенести фатальное, текучее непостоянство судьбы? Где та опора, которая ставит человека выше обстоятельств? Эти и подобные вопросы занимали его всегда.
Из заметок к замыслу фильма «Искушение Св. Антония»:
Некто хотел спастись и вдруг почувствовал себя предателем, Великим Грешником, противопоставив себя всем остальным. Себя – жизни.
Эта запись говорит о той проблеме, которая сильно волновала Андрея в конце жизни: этично ли спасаться одному, когда гибнет остальной мир? Не есть ли это самый большой грех, самое большое предательство? [82]
Андрей такого предательства не совершил. Он жил и страдал болями мира до последней своей минуты. И – работал, пока позволяли силы. Он строил Дом, которым для него было искусство, искал ответы на «проклятые» вопросы человеческого бытия.
Андрей размышляет в фильме Донателлы Баливо:
Пугает ли меня смерть? По-моему, смерти вообще не существует. Существует какой-то акт, мучительный, в форме страданий. Когда я думаю о смерти, я думаю о физических страданиях, а не о смерти как таковой. Смерти же, на мой взгляд, просто не существует. Не знаю… Один раз мне приснилось, что я умер, и это было похоже на правду. Я чувствовал такое освобождение, такую легкость невероятную, что, может быть, именно ощущение легкости и свободы и дало мне ощущение, что я умер, то есть освободился от всех связей с этим миром. Во всяком случае, я не верю в смерть. Существует только страдание и боль, и часто человек путает это – смерть и страдание. Не знаю. Может быть, когда я с этим столкнусь впрямую, мне станет страшно, и я буду рассуждать иначе… Трудно сказать.
Нет, по-другому рассуждать он не стал.
Рассказывает Франко Терилли:
Незадолго до смерти Андрей прислал мне из Парижа листок, на котором были нарисованы бокал и роза. Ему уже было трудно писать. За несколько дней до его смерти мне позвонили и попросили, чтобы я на другой день связался с Андреем – он хотел сказать мне что-то очень важное.
Письмо Андрея Тарковского к Франко Терилли, написанное за 11 дней до смерти
Когда я дозвонился, он поднял трубку, но ничего не сказал. Я понял, что он хотел проститься со мной молчанием.
А за год до этого, кажется, в декабре 86-го он позвонил мне из Флоренции: приезжай сейчас же. Я приехал. Не вставая с постели, он попросил Ларису оставить нас вдвоем.
– Не бойся того, что я тебе скажу, – произнес Андрей, – сам я этого не боюсь. И он сообщил, что накануне был звонок из Швеции – анализы показали, что у него рак и что жить ему осталось совсем немного.
– Я не боюсь смерти, – Андрей говорил это так спокойно, что я был поражен…
Посылая Франко Терилли листок с рисунком, в тот же день Андрей сделал последнюю запись в дневнике:
Гамлет… Весь день в постели, не поднимаясь. Боли в животе и спине. И еще нервы. Не могу пошевелить ногой. Шварценберг не понимает, откуда эти боли. Я думаю, что мой старый ревматизм разыгрался от химиотерапии. Руки невыносимо болят. Это тоже что-то вроде невралгии. Какие-то узлы. Я очень плох. Я умру?.. Гамлет?.. Но сейчас у меня совсем нет никаких сил ни для чего – вот в чем вопрос.
