- Зато красота-то какая кругом. Особенно на рассвете и на закате, застенчиво и чуть нараспев сказал кто-то из сидевших за моей спиной.
- Красота-а-а! - насмешливо протянул другой голос. - Особенно как немец начинает по трубе бить. Ты от этой красоты даже глаза зажмуриваешь!
Все дружно рассмеялись, весело и беззлобно.
- Нет, товарищ генерал, - вступил в разговор полноватый, хотя и совсем молодой парень. - Главная неприятность - за харчами лазить. С одной стороны, руки заняты, того и гляди, с лестницы загремишь. А с другой - наш Вася щи сильно любит, обязательно с собой чуть не котел тянет, да еще и норовит первым подниматься. Я этих щей больше всего боюсь: ведь рано или поздно обязательно мне на голову выльет.
Все опять засмеялись. Чувствовалось, что Вася и щи - постоянные предметы для шуток. Вообще, артиллеристы, находясь здесь, прямо скажем, в труднейших условиях, держались молодцом и службу свою несли отлично. Их разведданные постоянно пополнялись новыми. Прекрасно налаженная радио- и телефонная связь позволяла им держать в курсе дел штаб артиллерии армии и командование артиллерийских дивизий, а также начальников разведки армии, корпусов и дивизий.
Мне было очень жаль, что Чирков не сумел добраться до верха: никакая карта никогда не заменит обозрения местности с высокой точки. В тот раз, когда мы лазили на трубу, я в результате этого "трубного восхождения" почерпнул для себя очень много. Думаю, что генерал Чирков тоже жалел, что спасовал. Это был на редкость собранный и организованный человек. Как командир, он даже страдал некоторой педантичностью. Бывало, позвонишь ему по телефону, чтобы дать какое-либо распоряжение, изменяющее предыдущее, он внимательно выслушает, переспросит, если нужно что-то уточнить, но прежде чем сказать: "Есть. Будет выполнено, товарищ командир корпуса", непременно задаст вопрос: "Письменный документ, подтверждающий ваше распоряжение, будет?"
Зато при выполнении любого приказа генерал Чирков, как говорится, семь раз отмеривал, прежде чем отрезать; все у него было продумано, рассчитано, проверено, так что, как правило, все задания выполнялись Чирковым безупречно. Здесь, должно быть, сказывалась его долголетняя штабная работа. Петру Михайловичу в это время было, наверное, около пятидесяти лет, и за спиной у него был немалый житейский и военный опыт, который позволял мне смело полагаться на командира 15-й дивизии во всех трудных случаях. Помню, что, когда перед прорывом на сандомирском плацдарме в январе 1945 года обсуждался вопрос о том, какую дивизию поставить в первый эшелон, я сразу же, без малейшего колебания, остановил свой выбор на дивизии Чиркова, зная, что план боевых действий будет разработан Петром Михайловичем с предельной тщательностью.
Генерал Русаков тоже был исключительно доволен. Он вообще любил всякие рискованные, неординарные затеи. Обладая большой личной храбростью, Русаков отличался умением проводить ошеломляющие своей необычностью операций, особенно ночные. При этом умел брать на себя ответственность и был всегда готов, так сказать, платить за свое стремление отступать от стандартного рисунка боя. Но, говорят, везение сопутствует умению и таланту: как правило, все ночные операции дивизии Русакова были к тому же и эффективными. Здесь, на трубе, он, видимо, тоже нашел какие-то неожиданные решения, на которые его натолкнуло обозрение местности. Генерал, оторвавшись от стереотрубы, с хитрым блеском в глазах несколько раз сказал: "Так-так..." - и, довольный, потер руки.
К сожалению, загадка плацдарма яснее не стала. Пришлось организовывать довольно многочисленные вылазки разведки на самую опушку леса. По полученным сведениям, гитлеровцы из леса не ушли.
Мы находились в исходном положении для наступления уже сутки, а добыть "языка" не удавалось никак. Последняя перед прорывом ночь. Я не находил себе места, мучительно выискивая доводы в пользу то одного, то другого решения. А время летело с фантастической быстротой. Я с тревогой и опаской поглядывал на часы. Уж не спешат ли они? Прикладывал руку то к правому, то к левому уху - и в размеренной работе механизма мне слышался бесстрастный приказ: "Да-вай, да-вай, ре-шай, ре-шай, по-ра, по-ра".
Несколько раз звонил А. С. Жадов, спрашивая, что с плацдармом, каково мое решение.
А что я мог решить?
В два часа по телефону сообщили, что проведенной разведкой боем наконец взят пленный. Свет надежды блеснул в моих глазах.
- Давайте сюда! Немедленно! - приказал я.
Пленный оказался худым, тщедушным человеком средних лет, с утомленным, измученным и каким-то опустошенным лицом. Он был очень испуган, ежился и озирался по сторонам, отвечал торопливо, сбивчиво.
- Какой последний приказ командования известен вам? - спросил я.
- Я не знаю, приказ ли это... и если приказ, то последний ли... неуверенно ответил немец, - но мне говорили... я слыхал, что есть приказ в случае, если русские, то есть если вы... если русские начнут наступать, то все должны перебраться на тот берег"
- Абсолютно все?
- Да. То есть нет. Должно остаться прикрытие.
- Это точно?
- Нет-нет! Я не могу утверждать, что это совершенно точно Но я слышал от старших офицеров, что такой приказ есть.
Что было делать? Вот и "языка" добыли, а ясности от этого не прибавилось. Что сейчас, ночью, немцы сидят на своем плацдарме, это бесспорно, потому что все попытки разведчиков проникнуть в лес, целиком занимающий плацдарм, наталкиваются на плотный огонь противника.
Перед началом артподготовки мы сделали еще одну попытку провести разведку боем в этом проклятом лесу. Проникнуть в него не удалось. Во всей полосе армии никаких активных действий с нашей стороны не велось. Я рассчитывал теперь, что активность со стороны 15-й дивизии может быть воспринята немцами как частная операция, как попытка сбросить их на западный берег Нейсе для улучшения наших позиций. Если противник подумает так, то из леса он в эту ночь не уйдет. Времени для дальнейших раздумий уже не было.
Я позвонил А. С. Жадову:
- Товарищ командующий, остается тридцать минут до начала артподготовки. Разведка подтвердила, что пока немцы за реку не отошли.
- Ну, и что решил? - спросил Жадов.
- Провожу в полном объеме артподготовку по плану, в том числе и по плацдарму.
- Хорошо. Действуй под свою ответственность. Желаю успеха, - закончил разговор командарм.
- Спасибо.
"Действуй под свою ответственность"! Это правильно было сказано. Все в итоге идет под ответственность соответствующего командира. Но чего стоит это ему! Сколько нервов, сколько мучительных раздумий! А немедленно принимаемые решения, когда времени нет на раздумье? Вот как сейчас. Принял решение. А вдруг все же ошибка?
