Ознакомительная версия.
Гого пригласила меня приехать в Лондон на коронацию королевы. Так я оказалась в аэропорту Орли; помню, как прокладывала себе дорогу в хаосе бессчетных рейсов на вылете.
Когда наконец удалось подняться на один из них, я удивилась, сколько людей вылетают посреди ночи посмотреть на молодую королеву, принимающую присягу на рабство. Это была в основном мелкая буржуазия, нагруженная бесчисленными свертками и корзинками с провизией, из которых торчали окорока, большие куски мяса. Осторожные и предусмотрительные, эти люди сочли необходимым захватить с собой еду, отправляясь с двухсуточным визитом в страну, где, несмотря на восемь лет мира, еще существовали карточки. Это был образ республики, привлеченной блеском монархии.
Я тут же отправилась к старинной подруге, которая жила в деревне; мы не виделись годы, но будто и не расставались. Мою хозяйку удостоили звания пэра Англии; с ней жила старая дама из Шотландии. Обе на следующий день отправились в аббатство[214]; взволнованные, перевозбужденные, они только и думали и говорили о церемонии, которая там произойдет. Шотландка сказала мне: «Хочу вам показать, какая я буду завтра», – и исчезла на два часа, потом по лестнице спустилась настолько величественно, что казалось, будто она стала совсем другой.
На ней было платье, которое надевала ее мать на коронацию королевы Виктории, сильно декольтированное и все усыпанное драгоценностями; в то время как всем дамам, носящим звание пэра, предписывается закрытое платье. От шеи до талии она исчезала под колье и брошами с бриллиантами или огромными сапфирами, а на седых завитых волосах расположилась тиара из тех же драгоценных камней. На нос она нацепила очки в тонкой золотой оправе; на ногах были атласные лодочки с заостренными носами, большими пряжками, усыпанными бриллиантами. Так она стояла передо мной: в своем тяжелом платье из ярко-красного бархата с оторочкой из пожелтевшего от времени горностая, и была так непохожа на современных дам-пэров, вынужденных покупать себе платья из нейлона за 25 гиней и позирующих служанке и лакею, которые манипулируют фотоаппаратом. В прохладе голые руки дамы покраснели; так и предстала эта величественная леди из Шотландии (теперешняя ее страсть – разведение собак) в позе, полной счастья и грации. «Подумать только, – пробормотала она с задумчивой улыбкой, – завтра, в пять утра, я оденусь именно так…» Потом повернулась к горничной и предупредила: «Не забудь мне дать флакон с бренди – мне будет так холодно!»
Еще одно приятное путешествие я совершила в Ирландию, куда меня пригласили на ежегодный Антостал[215], чтобы я получила представление об оптовом производстве одежды, новой отрасли промышленности в этой стране, полной перспектив. Приняли меня тепло, и визит завершился посещением Тюльяра[216] в его зеленеющем конном заводе. Эта замечательная лошадь продана Ага-ханом Национальному конному заводу Ирландии. Цена сделки оказалась столь велика, что даже бродяги на улицах Дублина испытывали ощущение, что имеют маленькую часть знаменитого победителя дерби. Я немного грустила, думая о том, что его оторвали от блестящей карьеры скаковой лошади, чтобы обречь на статус эталона.
Затем я села на поезд, захотелось провести немного времени в Италии, быть может, найду в родной стране то, что утолит обуревающее меня беспокойство. Капли дождя струились по стеклам, и казалось, что за окнами фейерверк. (Почему всегда говорят о «небе Италии» и о «земле Франции»?) Сквозь специальные очки для путешествий, которые помогают мне видеть вдаль, я четко различала пейзаж во всех подробностях, как будто он написан Дали или «таможенником» Руссо[217]. Видела промелькнувшую мимо Пизанскую башню, несчастную, не может решить, упасть или нет. Две белые голубки отряхиваются в траве; маленькие церкви в оправе из кипарисов; невероятно старые женщины, согнувшиеся к земле, словно ищут потерянную молодость; молодые девушки шагают с таким вызывающим видом, что молодые люди забывают посмотреть им в лицо; мужчины, молодые и старые, нахальны, ссорятся друг с другом и одеты в строгий черный цвет.
Я чувствовала себя как крестьянин, поднявшийся на заре, чтобы работать в поле, несмотря на дневную жару и на часы дневной сиесты. Он останавливается, когда солнце еще высоко, садится перед домом выкурить трубку и спрашивает себя, достаточно ли позаботился о цветах в своем саду, – и вдруг понимает, что в своем беспокойстве и стремлении получить немедленный результат забыл провести обрезку плодовых деревьев. Так и я, путешествуя на Римском экспрессе, размышляла и задавала себе вопросы. Если бы, например, я не стала тем, кто я есть, кем могла бы стать? Скульптором? Мечта достигнуть совершенства, подобного Пигмалиону[218], сделалась бы неудержимой. Скульптура мне казалась одним из самых близких к процессу творения видов искусства. Сознание, что ты своими пальцами создаешь задуманную тобой форму, имеет в себе нечто необыкновенно привлекательное, глубоко чувственное. Стала бы скульптором – была бы счастлива. И напротив, я не хотела быть художником. Я живу в окружении картин, краски вызывают во мне огромную радость, но меня всегда останавливает отсутствие рельефности полотна.
А жонглером? Что может быть более восхитительным, чем бросать предметы в воздух и ловить ровно в тот момент, когда они почти уже упали, утверждая тем самым совершенное чувство гармонии. К несчастью, пустота меня пугает, вызывает ощущение небытия, – нет, я не могу быть жонглером.
Как насчет доктора? Никогда я не могла бы подчиниться правилу, которое требует сохранять жизнь существу неотвратимо обреченному, страдающему. Будучи доктором, я рискнула бы и восстала… в обстоятельствах гораздо более влияющих на жизнь, чем длина юбки.
Писателем? Возможно. Это был мой первый выбор, но события увели меня с этого пути. Кроме того, уже так много всего написано, мало что осталось сказать.
Кулинаром? Хорошая кулинарка подобна фее, распределяющей счастье. Есть – это не только физическое удовольствие. Хорошее питание наполняет жизнь радостью, значительно способствует доброй воле людей и их согласию друг с другом. В моральном отношении это очень важно.
Женой? Первый и единственный опыт не дал мне возможности преуспеть в этой роли. Женщина интеллектуального склада имеет мало шансов стать верной женой достойного ее мужчины, он наверняка захочет подчинить ее своей власти. В этой области я придерживаюсь вышедших из моды взглядов – никогда не вынесла бы слабого мужчины как своего мужа.
Ознакомительная версия.
