Ознакомительная версия.
Русская манекенщица Людмила Федосеева в вечернем платье от Скиапарелли, коллекция зима 1951/1952 г. Фото Франсуа Коллара
Артисты из «Радио Тупи», которые танцевали на улице Берри во время презентации «Кузнечика», организовали в мою честь спектакль, где были представлены все бразильские танцы.
Сама я оказалась с бразильским флагом в руках – неудобно, ведь он очень тяжелый, – одновременно танцуя самбу в окружении улыбающихся темноликих красавцев.
Манекенщица перед бутиком Эльзы Скиапарелли, Париж, 1954
Определенно моя поездка в Бразилию была наполнена движением, цветом и сюрпризами. Я ходила на выставки архитектуры и посещала множество новых домов, которые произвели на меня впечатление. Встречала много учеников Ле Корбюзье[206], молодые последователи сумели применить и трансформировать его строительные теории. Еще нигде я не видела, чтобы современная архитектура так органично вписывалась в окружение. Нередко в нашей традиционной Европе подобные здания оказываются неуместными и выглядят слишком агрессивно. В Бразилии они, напротив, составляют часть декора, выражают новые каноны красоты и завоевывают право на существование. Интерьеры подчиняются тем же правилам в общественных местах, фазендах и в частных домах. Цвета и материалы подчиняются «музыке» роскошной растительности. По-прежнему ведомая беспощадным Шато, я завтракала в сенате с вице-президентом, который попросил меня разделить с ним скромную трапезу, потому что я появилась неожиданно. Мы быстро пересекли Сан-Паулу[207], затем приехали в Байю, очень старый город, где я посвятила чарующую неделю осмотру бесчисленных церквей, инкрустированных листьями из чистого золота; шумный рынок напоминал базар Марракеша[208], за исключением того, что местный климат более прохладный и повсюду, напоминая о черной магии, прикреплены фетиши, приносящие удачу. Почитание и умиротворение таинственных сил – неотъемлемая часть бразильской жизни. Вызывают, освобождают эти силы, и не следует подчиняться их влиянию, иначе станете их добычей. Впервые я отправилась к макамбе, и это был удачный визит, ведь духи не всегда отвечают. Мы пришли рано, что было ошибкой, потому что, если смотреть эту мазохистскую, исступленную церемонию с самого начала, трудно не поддаться целиком ее влиянию. Музыка в самом начале очень тихая, но постепенно становится громче и под конец превращается в звучание африканских тамтамов. В набитом до отказа помещении удары барабана становятся непереносимыми. Мало-помалу лениво двигающиеся танцоры превращаются в одержимых. Их шаги ускоряются, дыхание учащается, глаза вылезают из орбит, изо рта течет слюна. Они бичуют себя, разрывают свои белые одежды и падают на пол, извиваясь, как черви.
Я сидела на стуле с прямой спинкой, и мои части тела, казалось, меня покинули, сначала они стали безжизненными, потом начали сокращаться. Мне понадобилась вся воля, чтобы выйти из этого состояния и заставить себя удалиться. Помедли я еще мгновение – оказалась бы покоренной могуществом ритма.
В Байе пришлось пережить еще одну встречу с потусторонними силами. Владелец отеля сообщил мне об одном колдуне, который «закрывал» тела: имелось в виду, что он отвлекал их от внешнего влияния и держал их изолированными, как в термосе. Посмотреть на этого человека я отправилась с двумя друзьями: художником, которому нечем было заняться, кроме самого себя, и женой сказочно богатого промышленника, по всей видимости, она не могла придумать, чего бы ей еще пожелать. Тот колдун ничего не знал о нас, но обоих моих спутников попросил уйти, а меня – вернуться через два дня и присутствовать на церемонии очищения.
Я пришла с твердой верой в то неизвестное существо, которое занимает большое место внутри меня, и никогда не упускаю возможности проникнуть в тайну, окружающую нас, даже если это рискованно.
Церемония происходила в квадратной изолированной комнате, расположенной посреди обычного двора, где бегали и кудахтали куры. В комнате было много пустых глиняных кувшинов – больших, маленьких, вытянутых, пузатых. В углу – своеобразный алтарь, украшенный двумя горящими свечами; в стороне сидит молодая девушка – девственница. Жрец сидел в позе, напоминающей йоговскую. Маленькое окошко выходило в сад, и в его проеме в саду был виден большой, мрачный мужчина. Жрец нараспев читал молитву, ее повторяла женщина, а потом уверенным, громким голосом им стал вторить мужчина в саду. Принесли в жертву голубку, ее кровь собрали в чашу. Теперь злые духи побеждены и спрятались в кувшинах – завтра их сбросят в реку, чтобы уничтожить зло. Чему верить? Чему не верить?
На следующий день меня повели на озеро, у которого нет дна, так сказали, и доходит оно прямо до центра земли. На просторном пляже городка Байя я стала свидетелем странного балета рыбаков. Тонкие и загорелые, они бросали в воду сети с маленькой лодки, плоской как доска, с огромным парусом, поднимающимся, казалось, прямо из волны; потом ложились, свесив ноги в воду. Забросив сети, они возвращались на пляж, чтобы их вытянуть. Вся операция была прекрасно поставлена и отрепетирована. Передвигались ритмично, как бы подчиняясь внутренней музыке, под ярким светом они образовывали неожиданные группы, таинственные, странные, когда вынимали добычу. Казалось, рыбы тоже находятся в состоянии гипноза.
Я видела подобный балет, исполнявшийся среди ночи на площади перед виллой Ресифе, где участниками были горожане на улицах. Молча, как в состоянии галлюцинации, они танцевали, двигая перед собой в безупречном ритме огромными метлами. Два исхудалых обнаженных подростка плескали из ведер воду им под ноги, соблюдая тот же ритм движений непонятной самбы.
Из Байи меня как будто тянули за веревочку, и я отправилась с сеньором Шатобрианом в Фейру-ди-Сантану[209], где мне предстояло получить орден Вакейрос, до этого им награждались только президент Варгас[210] и Уинстон Черчилль.
В Бразилии с ее огромными расстояниями чаще всего путешествуют на частных самолетах. Очень маленькие, они летают на поразительной скорости над холмами и озерами, кружась и подпрыгивая пугающими рывками, как воздушные змеи.
В соответствии со своей привычкой Шато заснул: для него не существовало ни дня, ни ночи, он спал везде, по пять минут, по часу, затем просыпался в прекрасной форме и переворачивал весь мир вверх ногами. На аэродроме в Сантане нас встречал Альмакио Бонавентура, префект этой области, а также самый старый член национальной гвардии. После взаимных комплиментов и речей нас отвезли завтракать в открытую таверну. Посреди двора был разложен четырехметровый костер, на нем собирались жарить мясо. Я начинала смутно понимать, что меня ожидает.
Ознакомительная версия.
