и пререкается со мной. И я его одернула: «Кто тебе это сказал?!» А он, все так же глядя прямо на меня, ответил: «Иисус. Вчера ночью». Доктор, я так испугалась!
Джинджер замолчала, чуть не плача. Я легонько положил руку на ее предплечье. Она подняла на меня глаза, словно спрашивая о чем-то.
– Понимаю, это кого хочешь встревожит, – согласился я, кивая. – А что еще сказал Бобби?
– Он сказал, что Иисус пообещал ему, что операция пройдет хорошо и его сердечко вылечат. Тогда Бобби сложил ладони вместе и спросил, надо ли помолиться. А Иисус улыбнулся и ответил, что руки складывать не обязательно. Нужно только произнести молитву сердцем, и Бог услышит ее.
Женщина остановилась, ее глаза по-прежнему словно искали что-то на моем лице. Потом она продолжала:
– Я не знала, как на это реагировать, я просто сжала его руку и молчала. Обычно Бобби так не разговаривает. Как будто кто-то другой говорил его губами. Мне стало страшно…
Я снова кивнул и попытался придать голосу ободряющий тон:
– Да, наверное, вас напугало, что Бобби так говорит. Но это не редкость. Когда у людей останавливается сердце или во время серьезных вмешательств, таких, как открытая операция на сердце, люди часто рассказывают, что видели Бога или Христа.
Я почувствовал, как ее рука под моей ладонью немного расслабилась, и продолжил рассказ:
– Я знаю, это может звучать пугающе, потому что мы не понимаем, как такое происходит. Но люди обычно хорошо переносят такой опыт. Их это не тревожит, наоборот, успокаивает. Возможно, это помогло вашему сыну расслабиться перед операцией. Это совсем не значит, что он не в себе или что-то не так. Просто он боялся своей болезни и операции, так же как вы. И такой опыт помог ему адаптироваться.
Джинджер кивнула, глубоко вздохнув:
– Но я… Я увижу своего мальчика снова?
Я улыбнулся в ответ, кивая:
– Он вернется к вам со здоровым сердцем. И возможно, с еще более крепкой верой в то, что он в хороших руках и что все наладится.
Женщина тоже улыбнулась и сделала успокаивающий вдох:
– Спасибо вам, доктор, – сказала она. – Я тоже справлюсь.
Я помолчал, пытаясь оценить, насколько она мне поверила. Потом спросил:
– Хотите, я еще зайду к вам попозже?
– Нет-нет! – быстро отвечала она. – Если операция пройдет хорошо, все будет в порядке…
Она замялась, но потом добавила:
– Просто мне нужно время, чтобы с этим разобраться…
– Может, вам поговорить об этом со священником, который работает в больнице?
– Может быть, – отвечала она неуверенно. – А может, я просто поговорю с нашим пастором, когда мы вернемся домой.
Я дал Джинджер визитку и попросил звонить не стесняясь, если ей захочется что-то обсудить со мной снова, пока Бобби будет оставаться в больнице или даже после. Она поблагодарила, и я вышел из палаты, размышляя, стоит ли попросить нашего капеллана зайти к ней. В конце концов я решил не делать этого и дать Джинджер возможность самой обратиться за помощью, если потребуется. В карточке Бобби я сделал короткую запись о том, что я разговаривал с его матерью по поводу ее тревоги из-за операции и что я с радостью встречусь с ней снова, если ей или лечащему персоналу покажется, что я могу помочь.
Итак, близкие друзья и члены семьи людей, переживших околосмертный опыт, иногда обнаруживают, что их собственные взгляды, убеждения и поведение меняются под влиянием тесного общения с такими людьми. Это случается не так уж редко. Но то же самое можно сказать и об ученых, исследующих околосмертные переживания. Много раз, когда я собирался на встречу с пациентом после ОСП или на конференцию, посвященную данному феномену, моя жена Дженни спрашивала, вернется ли к ней тот же муж, которого она отпустила. И должен признать, иногда я и сам задавал себе этот вопрос. Я всегда знал, что, погружаясь все глубже в тему околосмертного опыта, я неизбежно толкаю себя на путь роста и изменений в своих представлениях о сознании, мозге человека и о том, что же за существа мы, люди, на самом деле.
Глава 19
Новое восприятие реальности
Однажды, когда мы учились в старших классах, моя девушка, Дженни, проснулась в четыре часа утра от встревоженного голоса матери: «С папой что-то не так! Я не могу его разбудить! Помоги мне!» Она пошла за мамой в спальню родителей и увидела отца, который лежал на спине, не двигаясь и лишь иногда слегка вздыхая. Потом прекратились и вздохи. Дженни вдруг вспомнила, чему ее учили на курсах спасателей Красного Креста, и бросилась делать отцу искусственное дыхание, а ее мать побежала звонить в скорую. Дженни пыталась спасти отца в течение получаса, прежде чем прибыл врач и констатировал смерть.
Двадцать пять лет спустя моя теща Элис приехала однажды навестить нас с Дженни и детьми на новогодние праздники. Мы разбудили маленьких сына и дочку, чтобы они могли посмотреть спуск новогоднего шара на Таймс-сквер по телевизору, и славно посидели все вместе за столом, глядя, на толпы замерзших людей, празднующих на улицах Нью-Йорка. Потом дети снова отправились спать, а Элис, Дженни и я остались выпить шампанского и поговорить об ушедшем годе и наших ожиданиях в новом. Элис какое-то время сидела молча, возможно, вспоминая те времена, когда она с мужем сама будила детей посмотреть на новогодний шар. И вдруг спросила: «Я когда-нибудь рассказывала вам, какой сон мне приснился в ту ночь, когда умер Джимми?»
Моя жена, переглянувшись со мной, протянула: «Нет…» Тогда ее мама рассказала нам свой давний сон. В нем она очутилась в темной комнате вместе с неким мужчиной. Вдруг дверь распахнулась и внутрь хлынул сияющий белый свет. Мужчина двинулся к выходу из комнаты, а Элис хотела последовать за ним, но не могла. Она не боялась и знала, что с тем мужчиной все будет хорошо, просто хотела отправиться с ним. Но он прошел через дверь и растворился в свете, а она осталась одна в темноте. Проснувшись, Элис подумала: «Должно быть, так люди умирают. Выходишь в дверь, а другие остаются. Надо будет утром рассказать Джимми…» Потом она снова уснула. «Но мне так и не довелось рассказать ему, – закончила Элис. – Он умер, и я не успела».
Дженни вдруг вспомнила, чему ее учили на курсах спасателей Красного Креста, и бросилась делать отцу искусственное дыхание.
Мы с Дженни были поражены, что Элис никогда раньше не рассказывала нам об этом сне. Ведь он казался такой значительной частью истории смерти ее мужа! А она только сейчас, задним числом упомянула об этом. Пока я слушал ее рассказ, я думал о том, что, должно быть, этот сон служил Элис утешением все это время… И о том,
