к Москве, занял Звенигород и добрался до стен русской столицы. Так и незахваченный Можайск остался у него за спиной. В октябре королевич осмелился штурмовать Москву, но потерпел поражение. Скоро начнутся переговоры, которые в итоге завершат русско-польскую войну.
Но для Бориса Михайловича все это — события, происходящие в отдалении. Ему хватало и других забот.
Добравшись до Нижнего, Лыков, помимо обычной военно-административной работы, должен был совершенно неожиданно заняться работой другой, а именно той, от которой он уже начал отвыкать и которая была ему, видимо, не особенно приятна. Лыкову досталось… вновь усмирять казаков.
Вторжение Владислава активизировало мятежную часть казачьих масс. Враг всячески прельщал казаков бросить службу у Михаила Федоровича, не надеяться на его милости, перейти на сторону его противника. И казачество русское опять шатнулось. Кто-то и впрямь перебежал к королевичу, иные просто покинули действующую армию, принялись грабежами, вымогательством и разбоем добывать средства к пропитанию. Казалось, опять Смута входит в свои права…
В Вязниках (Ярополческая волость) у них образовался лагерь, откуда выходили отряды, контролировавшие окрестные земли и обиравшие крестьян. Там же даже появился острог — казачья цитадель. Специалисты считают, что близ Вязников могло собраться 2,5–3 тысячи человек ратной силы {145}. В тылу русской армии, едва-едва выдерживавшей натиск Владислава, мятежное казачье воинство создавало губительную угрозу.
В октябре Борис Лыков вел тяжелые переговоры с вязниковским казачеством. Именем правительства он обещал многое: взять на службу, не разбирая, кто из холопов, а кто нет, выдать повышенное жалованье, оставить казакам награбленное имущество, простить всех и за всё. Наверное, ему было противно идти на такие уступки, но на сей раз собрать мощную карательную армию, как в 1614-м, не представлялось возможным, а значит, приходилось склониться перед казачьими атаманами. Борис Михайлович даже предоставил им право самим выбирать, под чьи знамена они отправятся служить: к нему, в Нижний, или к князю Черкасскому в Ярославль. Завершив переговоры к своей пользе, казаки пошли к Ярославлю.
Борис Лыков по большому счету прошел осенью 1618 года через бездну унижений. Но… задачу он выполнил. Так или иначе, мятежная армия рассосалась. Действия князя опять имели спасительный для Русской державы итог.
С 1619 года для князя Бориса Лыкова наступает мирная жизнь. Как полководец он более не знает ни дальних походов, ни больших сражений. Звездные часы в его жизни исчерпаны.
Это не значит, что Борис Михайлович совершенно избавлен от воинской службы. Нет, время от времени ему дают воеводский пост. Только во всех случаях подобного рода должность воеводы не потребовала от Лыкова вести какие-либо боевые действия.
В начале 1620-х годов ему пришлось два года провести на воеводстве в Казани. Дело не только почетное, но и весьма ответственное. Смутное время возбудило в регионе брожение. Умы нравственно нестойких людей наполнились идеей: а не стоит ли Казанской земле жить отдельно от Москвы, от России? Ведь еще несколько десятилетий назад так оно и было…
Борис Лыков, страж династии, как видно, имел задание утихомирить сепаратистские настроения. Он правил спокойно, обойдясь без карательных акций, не применяя чрезмерной жестокости, не провоцируя на бунт, но и не позволяя мысли об отделении хоть сколько-нибудь задержатся в общественном мнении местных жителей.
Прочие военные его службы не столь знамениты: строил в Нижнем Новгороде острог с башнями, мост; в Можайске проверял качество каменной крепости недавней постройки; собирал чрезвычайные налоги в 1634 году — для спасения русской армии под Смоленском; но армию ту, как уже говорилось выше, спасти не удалось.
Перед самой Смоленской войной Лыкова назначили вторым по значимости воеводой в полевое соединение, которое готовили для наступления на Смоленск и которое впоследствии повел Михаил Борисович Шеин. Но выше Лыкова, командующим, поставили князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, и Борис Михайлович взбунтовался. Надо ли вести войска на Смоленск, не надо ли, а он в подчинение к Черкасскому не пойдет, или, как говаривали в XVII веке, в «товарищах» [53] у него числиться не желает. Более того, Лыков обвинил Черкасского в том, что тот слишком полагается на волю других людей, и те, мимо воли самого Дмитрия Мамстрюковича, управляют войском. Разозленный Черкасский подал жалобу царю. Михаил Федорович велел князю Лыкову все же идти в подчинение к Черкасскому. Тот наотрез отказался. В местнической иерархии того времени Лыков стоял, безусловно, ниже Черкасского. Вообще князья Черкасские считались намного более родовитым семейством, нежели Лыковы-Оболенские. Подчинение Черкасскому нисколько не наносило ущерба его родовой чести. Борису Михайловичу, однако, было наплевать, кто по местническим счетам выше, а кто ниже. Он, как видно, не уважал Черкасского ни как человека, ни как военачальника; возможно, сам метил в командующие.
Взбешенный настойчивостью правительства, принуждавшего его покориться, Борис Лыков повел себя как одержимый, против всех правил и обычаев своего времени: «Приходил в Соборную церковь к великому государю Святейшему Патриарху Филарету Никитичу Московскому и всеа Русии, и говорил в Соборной церкви… такие слова, что всякий человек, кто боится Бога и помнит крестное целованье… таких слов говорить не станет… Наряжался он на государеву службу год, а как службе время дошло, что итти на службу, и он, князь Борис, для своей бездельной гордости и упрямства… бил челом… на боярина на князя Дмитрия Мамстрюковича Черкаскаго, что ему, князю Борису, на государеве службе быть с ним не мочно, что у боярина у князя Дмитрия Мамстрюковича нрав тяжелой и прибыли, как ему быть с боярином в государеве деле, не чает [54]. Теми своими гордостными бездельными челобитьем и упрямством службу свою отказал, и боярина князя Дмитрия Мамстрюковича обезчестил, и в государеве службе учинил многую смуту» {146}. В конечном итоге обоих отставили от воеводства, назначили в ударную армию других начальников, а на Лыкова возложили умопомрачительно большой штраф «за бесчестье» Черкасского.
Уж подвел так подвел царя Михаила Федоровича князь Лыков! Раньше не подводил, а тут сорвал большое дело. Возможно, конечно, Черкасский и впрямь не подходил на роль командующего… но больше похоже на то, что гордость застилала глаза Бориса Михайловича.
Возможно, как уже говорилось выше, он сам хотел возглавить. Но в итоге оказался ни к чему не прикосновен.
Или он был все-таки прав и своим упрямством спас русскую армию от горшего, чем то, что случилось при командовании Шеина, поражения?
Невозможно дать четкий ответ на этот вопрос: само время расплывается под пристальным взглядом историка. В любом случае, Борис Михайлович отверг данный ему судьбой и Господом Богом шанс совершить исторически масштабное дело.
Лишившись возможности сослужить России новую великую службу, Лыков тем не менее не лишился власти и почета при дворе. Он считался, похоже, не только выдающимся полководцем, но и превосходным, надежным администратором. В разное время Борис
