Трудное время перед русскими людьми, труден ответ на вопрос — куда идти?
Нет пути ни с буйными помешанными коммунистами, ни с тихими идиотами, национальный процесс перелаживающими в формулу «всё образуется…».
И только далеко-далеко слышится, как конский топот по степи прильнувшему ухом к земле, — слышится верная поступь идущего народа!
Она жестока, эта поступь. Она несёт месть, но месть скрытую. Она не будет глушить рукояткой револьвера в подвалах и застенках чрезвычаек. Она воздвигнет эшафоты на площадях под ясным солнцем и, в сознании правоты своей, станет уничтожать то, что уничтожал до сих пор русский народ.
Будет стихийное, нелепое, дикое, но верное пробуждение народной воли — а первым делом она выльется в мести.
Воли, которую так насиловали принципами коммунизма.
Воли, которую так отделяли от здравого смысла.
Воли, которой не руководили сочувственно и любовно.
Только воля к жизни простит Россию, вырвется из цепких лап международных организаций, а пока мы не видим этой воли.
И если она будет слишком жестока на первых порах — если содрогнутся сердца обречённой на изнашивание российской интеллигенции, мы можем только сказать:
— Ты ведь хотел этого, Жорж Данден!!
Вечерняя газета. 1922. 1 июля.В ДВР общественной жизни, как таковой, нет. Всё и все молчат, загнанные в подполье. Газеты, несмотря на все вопли местных демократических зоилов, и сравниться не могут с местными по свободе печати. Интеллигенция либо молчит, либо пресмыкается у власть имущих, комбинируя разные должности на железной дороге, в кооперативах, где так называемый душок демократического порядка ещё остался вместе с улучшенным пайком.
Зато в Приморье общественная жизнь дышит. Собственно говоря, только здесь, на этом маленьком клочке земли былой Российской Империи, только тут культивируются национальные лозунги. Только здесь слышны вздохи сожаления о былой России, чего не услышишь на её выжженных солнцем и коммунизмом равнинах, где только один гимн — хлебца дай — висит в воздухе как странное марево.
В этом преимущество Приморья, в этом его заслуга. Но у ДВР есть одно значительное преимущество.
Подавленная общественная жизнь оставляет также в покое армию ДВР. Она немногочисленна, эта армия. Нельзя ведь гнать армии из центральных, более благополучных районов на Восток, мимо оазисов социалистического людоедства. Может выйти превеликий конфуз. Местный же читинский, забайкальский «ландвер», так сказать, ненадёжен. Зато — то, что есть, есть ли это коммунистические полки или части, или ослеплённые партизаны, всё это стоит весьма твёрдо на правительственной платформе и не раскачивается политическими спорами.
Это то, чего нет у нас. Даже если какая-либо часть нашей армии и стоит на платформе «аполитичности», то само стояние это играет роль политики. Мы же говорим уже о специально политических частях, которые занимаются изданием газет, памфлетов и претендуют за великий Ледяной поход чуть ли не на верховную власть.
Итак, к носу Иван Ивановича надо прибавить рот Иван Петровича. К тому, что мы имеем, к политической жизни, слабо, но всё же лелеющей идеалы национальной России, надо прибавить крепкую армию, и тогда можно твёрдо смотреть.
Вечерняя газета. 1922. 10 июля.Телеграммы несут нам изумительные сведения.
Оказывается, в Петропавловском соборе в Петербурге ограблены царские могилы.
Украдены серебряные гробы императриц. Их прах, столетия мирно покоившийся, осквернён и выброшен. И высокие петровские окна Петропавловской усыпальницы глядят на развёрстые могилы.
Мало того! С трупов сорваны украшения, и какой-нибудь «внешторг» или какая-другая сволочь продаёт их за границей. Несомненно, покупатели найдутся — редкая, музейная вещь! Вроде тех, что находили арабы в гробницах фараонов!
Но Египет умер. Его цари пережили его. Но пока — жива Россия, а прах её прошлого уже беспокоится святотатственными руками.
Говорят, что эти «вырученные суммы» пойдут на хлеб. Глупая отговорка! Не на хлеб они пойдут, а на продолжение страшного насилия над Россией, которое зовётся коммунизмом.
Как на драгоценные оклады с икон, так и на серебряные гробы императоров будет за границей закуплено оружие. Подкормятся чекисты. Наживётся несколько комиссаров.
А русский народ будет голодать и грызть друг друга под этой интернациональной сволочью.
И, по телеграмме, только одно напугало социалистических гиен:
— Царь Пётр хорошо сохранился и, открытый, предстал пред ними таким, что его не посмели тронуть.
Бесполезные мечтания, но если бы царь Пётр был жив теперь, я думаю, он не сидел бы, сложа руки, где-нибудь за границей.
Он сражался бы в первых рядах против насильников, поработителей русской земли, и его действенное имя объединяло бы беспастушье русское стадо.
О, как грозен мог бы он быть для этой нечисти, если даже его громадный труп пугает могильщиков русского народа!
И перед нами нет иных перспектив, как только оскорблённым и униженным, потерявшим прошлое и не имеющим настоящего, жаждать в будущем Русского Императора.
Вечерняя газета. 1922. 11 июля.По улицам расклеены прокламации — «воззвания к солдатам и офицерам белой армии».
Как древле Павел Иванович Чичиков, срываю афишку и несу домой, чтобы почитать на свободе. Любопытный документ.
Во-первых — нет слова «товарищ». Очевидно, притягательная его сила котируется теперь большевиками как нулевая — новая политика, вроде Нэпо.
Поэтому пролетарский провокатор переходит прямо к делу. Оказывается, «русский народ сплотился не перед голодом, а перед опасностью, перед опасностью прихода помещика — за нашими землями, капиталиста — за нашими фабриками, царя и генералов — за русской рабочей и крестьянской кровью».
Все эти кислые слова можно швырнуть обратно в морду заборному литератору. Ведь без злодея-помещика — «рабочие и крестьяне» гложут трупы друг друга.
Ведь без злодея-капиталиста стоят фабрики, заводы, и вся социалистическая Русь гуляет без штанов и, распродав всё, продаёт теперь нательные кресты да оклады с икон.
