«Автор, оперируя законами формальной логики, распределил отдаваемую двигателем эффективную мощность формально по различным категориям, не заботясь совершенно об окружающей обстановке и взаимодействии двигателя с нею. Этот метод мышления автора имеет прямое отношение к идеализму, реакционен и идет вразрез с методологией диалектического материализма. Действительно, механистическая методология, проводимая автором, направляет мысль читателя не вперед к нашей философии, а к философским воззрениям физиков-идеалистов типа Клаузиуса и Людвига Больцмана».
«Не подлежит сомнению, что, не владея философией марксизма, автор не сможет теорию автомобиля освободить от пут формальной логики и идеализма, а также не сумеет вывести ее на широкую дорогу дальнейшего развития, достойного страны социализма».
Вот как пытался кое-кто представить Евгения Алексеевича Чудакова в канун его шестидесятилетия! В труднейший для Чудакова момент в его поддержку выступили крупные ученые и автомобильные специалисты Союза. Если верна пословица, что друзья познаются в беде, то сорок девятый год яснее ясного показал, сколько настоящих друзей у «автомобильного академика».
В Академию наук СССР, в ЦК партии, в Министерство высшего образования СССР, в редакцию газеты «Правда» шли письма, отметающие обвинения против Чудакова как совершенно не обоснованные. Под письмами стояли подписи главного конструктора Горьковского автомобильного завода А. А. Липгарта, главных конструкторов Московского автомобильного завода Б. М. Фиттермана, А. Н. Островцева и А. И. Скерджева, главного конструктора Министерства автомобильной и тракторной промышленности СССР Е. Б. Арманда и других крупнейших специалистов автомобилестроения. На заседании Академии наук СССР в защиту Чудакова выступили академик А. А. Микулин, члены-корреспонденты Академии наук СССР Б. С. Стечкин и И. А. Одинг, член Академии артиллерийских наук Г. В. Зимелев, доктора и кандидаты наук — ведущие ученые-машиностроители. Правда восторжествовала.
Эти события еще более укрепили престиж Чудакова (хотя и не прошли бесследно для его здоровья). К его научным и педагогическим обязанностям прибавлялись все новые почетные, но нелегкие функции. Депутат Мособлисполкома, депутат Московского Совета депутатов трудящихся, член президиума общества «Знание», председатель Всесоюзного совета научных инженерных и технических обществ (ВСНТО), член Советского комитета защиты мира — вот неполный перечень общественных обязанностей, которые пришлось исполнять Чудакову.
В сороковых и в начале пятидесятых годов больше всего времени занимала работа в Комитете защиты мира. Евгений Алексеевич принимал приезжающих в Москву иностранных общественных деятелей и делегации, ездил за границу, как правило, в качестве руководителя делегации представителей советской общественности.
Запомнилась поездка в Польшу поздней осенью 1951 года на месячник польско-советской дружбы. В составе делегации были известные деятели нашей науки и культуры. Первое впечатление от страны — огромная стройка. Восстает из руин Варшава. Заканчивается строительство большого автомобильного завода для производства в Польше по лицензии Советского Союза легкового автомобиля М-20 и грузовиков ГАЗ-51. В путевых заметках Чудаков пишет: «Как автомобилист я не могу не отметить прекрасного состояния автомобильных дорог в Варшаве и вообще в Польше. Даже в сельских местностях — хорошие дороги с твердым покрытием». Во время пребывания делегации в стране сейм, к радости польских и наших ученых, вынес решение об организации Академии наук Польской Народной Республики.
На банкеты делегация чаще всего ездила без своего руководителя. А его в это время видели на строящихся машиностроительных заводах, в кабинетах ведущих ученых страны, в правительственных органах. Не без юмора вспоминает один из польских товарищей, принимавших советскую делегацию в Варшаве: «Мы собрались предложить пану Чудакову место в президиуме нашей академии, а он в этот момент оказался в конторе автомобильного завода. Там тоже быстро поняли, что человек он бардзо полезный и хотели дать ему должность научного консультанта, да пан академик уехал в научно-техническую комиссию.
Наши специалисты сразу решили, что лучшего председателя комиссии им не найти, но… Чудаков улетел в Москву!»
Летом 1950 года Евгению Алексеевичу исполнилось шестьдесят лет. Поздравления и приветствия были получены от многих организаций, в том числе от Академии наук СССР, крупнейших автозаводов страны, учебных заведений, где готовили автомобильных специалистов. Правительство наградило Чудакова орденом Ленина. Состоялось торжественное собрание, на котором выступил и сам юбиляр.
Все это приятно, но в общем-то обычно, когда речь идет о юбилее крупного специалиста. Необычной оказалась юбилейная речь Чудакова. Отметив достижения автомобильной науки и автостроения, большую часть речи юбиляр посвятил нерешенным проблемам, задачам ближайшего будущего.
«Совершенствование конструкции автомобилей, — сказал Чудаков, — все еще идет недостаточно быстро. Эксплуатирующие организации при этом все еще не играют необходимой роли в установлении требований к конструкции советских автомобилей, а работники автомобильной промышленности все еще недостаточно прислушиваются к голосу эксплуатационников…
Несмотря на значительные достижения высшей автомобильной школы в Советском Союзе, перед нами, работниками этой школы, все еще стоят весьма большие задачи, касающиеся главным образом совершенствования учебного процесса. Мы должны из высшей школы выпускать советского инженера, то есть такого инженера, который не только обладал бы определенной суммой знаний, но — что еще важнее — умел бы их использовать на практике… Вся система высшего образования должна быть направлена именно на это. А вот с этой точки зрения высшая автомобильная школа еще не во всех втузах отвечает полностью предъявляемым требованиям.
Число задач, подлежащих решению, растет быстрее числа решенных задач. Перед всем коллективом научных работников — в том числе и автомобильных работников — стоит большое число задач, успешное решение которых еще выше поднимет уровень техники в нашей стране… Научная работа, как никакая другая, не терпит к себе холодного, хотя бы и добросовестного отношения, научная работа без увлечения ею не может дать серьезных результатов.
Каждое научное исследование должно заканчиваться предложением по его использованию. Внедрение в жизнь научных достижений и есть наиболее важный критерий при оценке как научной работы, так и научного работника, ее выполнявшего».
