Дорогой Зяма! К старости, что ли, становишься сентиментален. Твое письмо выжало из моих железных глаз слезу. И ты знаешь — надо отдаваться этому чувству. Это чувство живое, вовсе не остаточное. Самое удивительное, что это способны испытывать только мы. Нам кажется, что чувство дружбы, и поколения, и родства, и доброжелательства, и взаимной гордости — это так естественно. Но ведь последующие этого не испытывают. У них другие чувства, может быть сильные и важные, но другие! А это НАШИ чувства.
Люблю тебя и всегда горжусь тобой. У нас с тобой судьба похожая: мы росли постепенно.
Книжку предыдущую пришлю из Москвы, когда там буду. Позвоню тебе, надо бы увидеться. У меня 24 декабря в ЦДЛ вечер. Приходи.
Живу я примерно в таком пейзаже. Твой Дезик. XII.79.
* * *
Дорогой Зяма!
Вчера получил истинную радость от твоего Понса. Приходится признать, что ты не ковбой и не герой-разведчик. Но ты дорос до своей фактуры. И вместе с ней твой артистизм, тонкость, ум — всё это вместе «производит глубокое». К этому всегда примешивается удовольствие сказать кому-то, а если нет кого-то, то самому себе: «Но это же Зяма!»
И Зяма, и не Зяма. «Зяма» — это форма причастности каждого друг к другу.
Поздравляю тебя с замечательной ролью. Ею ты, правда, слегка подкосил своего же Паниковского. Но искусство требует известной жестокости.
Еще раз спасибо тебе и за участие в моем вечере, все в один голос говорят, что ты был номер первый. Я готов стушеваться.
«Надо бы повидаться», — как сказал джентльмен, проваливаясь в пропасть. Будь здоров. Привет твоим. Любящий тебя Дезик. 1.80.
* * *
(…) Прости, если я пишу банальности, но, кажется, есть два типа актеров. Одни перевоплощаются в «другого», вторые остаются самими собой. Не знаю, в чем здесь суть, но для себя ясно различаю два эти типа. Когда первые слишком на себя похожи — это плохо. А когда вторые не похожи на себя — это тоже плохо. Ты — мне кажется — относишься к превосходному образцу второго типа актеров. И потому так долго «дорастал» до своей фактуры.
Ты прав, что наше лирическое начало где-то плавает в нашем поколении. Человеку нужна какая-то общность. А у нас лучшей общности не оказалось, потому что те, кто пришли после нас, если не хуже нас, то во многом чужды. Хотя бы в том, что им общность, кажется, не нужна. Впрочем, я не люблю качать права по этому поводу. Молодые (я вижу в основном молодых поэтов) мне во многом нравятся.
Дорогой Зяма! Я вижу, что есть у нас множество тем для разговоров и есть взаимная тяга к этому. Надо преодолеть застарелую привычку не встречаться.
Ты — я вижу — легко и много передвигаешься по разным местам. Я же засиделся у себя в Пярну. Давно никуда не езжу. Отчасти из-за малолетних детей, отчасти по лени, отчасти в отсутствие большой потребности. Тяжел я стал. Но зато трудолюбив, чего раньше в себе не замечал.
Погода у нас прескверная. Изредка, как всегда, пишу стихи. А в ожидании вдохновения сочиняю всякую всячину во всех возможных жанрах, кроме романа-эпопеи.
Мише Львовскому — привет. Только человек железного здоровья может так долго болеть. Я Мишу люблю и ценю, но он словно меня побаивается. Не то чтобы меня, но характера, способа веселиться, моего шума, который дурно действует на нервы в его больничной тишине. Кроме того, знает, что я никогда не относился всерьез к его вслушиванию в собственный кишечник.
Но это уже болтовня.
1958 г. Человек с планеты Земля
1961 г. Божественная комедия (телеспектакль) — Адам
Юрка — бесштанная команда (короткометражный)
1962 г. Семь нянек — Шамский
1963 г. Улица Ньютона, дом 1 — сосед с флюсом
1964 г. Зеленый огонек
1965 г. Год как жизнь — Борнштедт
1965 г. Город мастеров — художник + тексты песен
1966 г. Июльский дождь
Злостный разбиватель яиц
Авдотья Павловна — Горбис
1967 г. Фокусник— фокусник Виктор Михаилович Кукушкин
1968 г. Золотой теленок — Михаил Самуэлевич Паниковский
1969 г. В тринадцатом часу ночи — Баба Яга
1970 г. Вас вызывает Таймыр — человек в клетчатом пальто
Городской романс — старый и больной экономист
Карнавал — председатель жюри
Спорт, спорт, спорт
Шаг с крыши — Синяя Ворона
1971 г. Ехали в трамвае Ильф и Петров — капитан Мазуччио — дрессировщик
Даурия — генерал-майор казачьих войск Семенов
Живая вода
Тень — министр финансов
Жизнь и смерть дворянина Чертопханова — Мотель Лейба
1972 г. Необыкновенный концерт — конферансье Апломбов
Печки-лавочки — друг профессора Степанова
Продавец птиц
Масштабные ребята (телеспектакль)
Укрощение огня — лектор Карташов Артур Матвеевич
1973 г. Райские яблочки
1974 г. Автомобиль, скрипка и собака Клякса — музыкант/дедушка Давида
Соломенная шляпка — Месье Тардиво
Странные взрослые — Олег Оскарович Куке
1975 г. Бегство мистера Мак-Кинли — Эйнштейн
1976 г. Ключ без права передачи — Олег Григорьевич
1976 г. Розыгрыш — учитель химии Карл Сигизмундович
1977 г. Хождение по мукам — анархист Леон Чёрный
Орех Кракатук — мастер-часовщик
1978 г. Жизнь Бетховена — Николаус Цмескаль
Кузен Понс (телеспектакль) — кузен Понс
1979 г. Жена ушла — сосед
Место встречи изменить нельзя — Михаил Михайлович Бомзе
Особо опасные — Шварц
Соловей — советник Бомс
Трое в лодке, не считая собаки — кладбищенский сторож
1980 г. Адам женится на Еве — судья
Копилка — рассказчик
О бедном гусаре замолвите слово — Перцовский, продавец попугаев
1981 г. Будь здоров, дорогой!
1982 г. Ослиная шкура — поэт Оревуар
Я вас дождусь — Долманский
Сказки… сказки… сказки старого Арбата — Христофор Блохин
