Витя, когда ушел от Марьяны, ушел в никуда, просто в город, жить ему было негде, и первое, о чем он меня попросил, это снять ему квартиру. В 88-м году он перебивался то у Густава, то на гастролях, а в 89-м я снял ему однокомнатную квартиру на проспекте Мориса Тореза. Единственным минусом этой квартиры было, что недалеко была школа. А Цой очень шифровался. Хозяйка, пожилая женщина, сказала кому-то из родственников, что сдает какому-то Цою, так там за голову схватились, приходили под каким-то предлогом посмотреть на живого Цоя.
По этому поводу мне даже вспомнился чей-то афоризм, что самые лучшие цветы не те, что вручают, а те, которые оставляют. Когда бы он ни выходил из этой квартиры, у дверей всегда лежали цветы.
Есть такое выражение: хороший человек — не профессия. Неправда, это профессия. Я повторюсь, у меня два таких человека, вне конкуренции: это Витя, даже если бы я с ним не работал, и Булат Окуджава. И у меня так получилось в жизни, это мистика, но я проводил последний в жизни концерт Сережи Курехина. И я проводил последний концерт Окуджавы. Вот такие совпадения. И я тоже не очень хорошо знал человека, но меня попросили ДДТ-шники: вот, у нас база. Дворец культуры железнодорожников, надо сделать что-то такое, чтобы в городе опять о нем вспомнили. И я предложил сделать концерт Окуджавы. Я полгода его готовил, и когда он все-таки приехал, согласился, хотя был уже очень пожилой человек — он мне афишу подарил и фотографию с надписью «Юре от гитариста Окуджавы». Это он так себя называл с иронией. И потом мне Оля, его жена, сказала, что «мы приехали только из-за вас», в том смысле, что я так этого хотел и просил, но не так, как просят другие.
Помню, в «Октябрьской» я их поселил, а он «не уходите, не уходите!» — и приносил мне чай, а я просто от стыда сгорал. Мне было так неловко! Еще и потому, что он сильно старше. И вот я думаю, что Цой, как человек очень тонкий, уловил это мое уважительное отношение к старшим, потому что для корейцев и вообще для восточных людей это архиважно.
И вот еще момент хороший по поводу немногословности Цоя — это не совсем так. Вот те же гастроли в Волгограде, апрель 89-го, мне звонит — я запомнил эту девушку — Аня Гончарова. «Гамлет рока», называлась ее статья, в комсомольской газете, она есть у меня в домашнем архиве. И вот она мне позвонила, что я очень хотела бы взять интервью у Цоя, когда вы будете в Волгограде. А звонок был где-то за месяц.
Потом, когда мы уже встретились, она оказалась и красивой и очень воспитанной девушкой, она объяснила мне, что вот Цой — я его очень уважаю, я не фанатка, но уважаю этого красивого и талантливого человека. И вот она мне по телефону наговорила вопросы. Потом я показал эти вопросы Цою, он очень удивился, потому что все время гастроли, а человек дозвонился, раньше ведь ни электронки, ни мобильных, так что была целая проблема найти. И когда мы приехали в Волгоград во Дворец спорта, она пришла, нас нашла, вот, я та самая Гончарова, а я сказал ей по телефону, какие вопросы были бы нежелательны — семейные прежде всего, женат — не женат. И факт тот, что они общались около часа вдвоем. Она потом говорила: так интересно, я слышала, что он немногословен, но я этого не заметила. Видно, нашла подход. Отчасти еще и внешность — она была очень симпатичная. Но в первую очередь, я думаю, то, что она к нему обращалась очень уважительно. Ну что он — молодой пацан, двадцать семь лет, ей лет двадцать пять было, почти ровесники, но он очень ценил такой момент аккуратности, сдержанности…
Моя первая поездка с группой «Кино» вообще и в Москву в частности была на концерт памяти Башлачева, в ноябре это было, во Дворце спорта «Лужники».
А за ним состоялась там же серия концертов и среди них первый официальный сольный концерт «Кино». И на этом концерте был сидячий партер. Ближе к окончанию концерта люди встали и пошли к сцене. Началась давка: задние напирают, передним некуда деться, стулья, естественно, поломали…
Кончилось тем, что директор Дворца спорта, женщина, остановила концерт, электричество вырубили. И она попросила Цоя обратиться к публике. Цой отказался.
Пришлось мне, как это ни смешно, «дипломатом» выходить к микрофону и успокаивать публику.
Снова дали свет, включили аппаратуру.
Витя начал петь — началось все то же самое, и концерт снова остановили.
Нас вызвало начальство — приехавший милицейский генерал, что меня очень удивило. Что за безобразие творится?!
А чин пониже, полковник, был очень растерян, потому что не понимал, почему это все творится. Музыканты просто стоят, и один из них поет, ничем не провоцируют, ни прыжков, ни дыма, ни световых эффектов. Никто специально публику не заводит.
И тогда решили, учитывая, что завтра будет концерт «Алисы», стулья из партера убрать.
Так благодаря группе «Кино» рок-концерты лишились сидячего партера.
Потом, в конце серии, был последний сборный концерт, и группа «Кино», как негласный лидер, заканчивала этот концерт. Там было четыре супергруппы: «Машина времени», «ДДТ», «Алиса», «Кино», насчет Гребенщикова не помню, и все молчаливо согласились, что «Кино» закрывает.
Витя должен был исполнить три песни. Исполнил две — и опять началось то же самое, хотя уже не было сидячего партера. Опять все надвинулись на сцену, и концерт закончили преждевременно».
Я был на концерте памяти Башлачева в Лужниках. Возможно, это был апогей и одновременно апофеоз отечественного рока.
Дворец был полон, развевались флаги, публика пела вместе с музыкантами. Несмотря на трагичный повод концерта, настроение у всех было приподнятое, какая-то гордость, типа «мы победили», присутствовала в зале…
Это было для меня в последний раз. Дальше — и довольно быстро — времена стали меняться, и править балом стало победительное бабло.
Наступил последний, полуторагодовой период существования группы «Кино», который можно было бы цинично назвать «стрижкой купонов», когда огромную популярность группы стали достаточно интенсивно обменивать на деньги.
Но не будем спешить с таким определением. Это лишь одна сторона медали, причем оборотная. А на первой, главной стороне — творчество. Ведь группа «Кино» и Виктор Цой развозили по стране не водку и пиво, не одежду и обувь и даже не цветы. Их товаром было их искусство — песни, которые заставляли слушателей испытывать глубокие чувства, переживать и плакать, приходить в восторг и — любить.
Песни Цоя обладали удивительным позитивным зарядом любви, хотя в них не было ни малейшего сюсюканья, «белых роз» и «юбочек из плюша». Об этом никогда не надо забывать, и приравнивать гастроли «Кино» к чесу попсовых исполнителей и коллективов я бы не стал.
