говорит, что его ноги не будет у ней в доме… я бы не позволила ей там оставаться – это дурной тон для Ставки и подает повод к сплетням. Сегодня в кинемо она, наверное, опять появится. Прости, что пишу тебе все это, но я хочу, чтобы ты остерегался Граббе…» На это Николай 08.09.1916 г. ответил так: «Любимая, ты можешь быть вполне уверена, что я с ней не познакомлюсь, кто бы этого ни пожелал. Но и ты также не позволяй А [не] надоедать тебе глупыми сплетнями – это не принесет никакой пользы ни тебе самой, ни другим».
401 Сведения о планировавшемся в Ставке покушении на Николая II отсутствуют в других источниках.
402 А. Н. Оболенский – петроградский градоначальник.
403 Личность не установлена.
404 Великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938) – сын великого князя Владимира Александровича, двоюродный брат Николая II. В 1905 г. женился на своей двоюродной сестре Виктории, дочери герцога Эдинбургского, уже побывавшей замужем за герцогом Эрнстом Гессен-Дармштадтским. Николай II не разрешил этот брак, поэтому лишил Кирилла всех прав члена императорской семьи, в том числе права на престолонаследие, что было оговорено особо. Однако в 1907 г. царь присвоил супруге Кирилла титул великой княгини Виктории Федоровны, а в 1909 г. вернул ему права члена императорской фамилии, но возвращение прав на престолонаследие специально не оговаривалось. В 1915 г. Кирилл стал командиром Гвардейского экипажа. 01.03.1917 г. привел экипаж к зданию Таврического дворца, первым из членов царской фамилии изъявив лояльность новой власти. Это не помешало ему в 1924 г. в эмиграции провозгласить себя императором всероссийским. Умер в Париже.
405 Великая княгиня Мария Павловна (1854–1920).
«Дневник Распутина» и истории мифа о «Друге Царей»
В последние годы современный читатель имел возможность познакомиться с многочисленными публикациями, посвящёнными теме, связанной с историей сибирского крестьянина Григория Ефимовича Распутина (1869–1916), ещё при жизни ставшего легендой. А в советское время о Гр. Распутине и о «распутинщине» писали хотя и не много, но хлёстко; это был «отрицательный герой» предреволюционного периода. В 1990-е гг. наметилась и получила развитие иная тенденция: говорить о «старце Григории» преимущественно как о «праведнике», «невинно оклеветанном» врагами царя и противниками монархической государственности. Так миф о «злом гении» Николая II кардинально изменился на миф о «мученике Григории Новом». Исторический Распутин при этом оказался, как и прежде, «в тени» переписанной сказки. Данное обстоятельство, конечно, психологически объяснимо: человеку свойственно больше доверяться сказке, чем пытаться разобраться в мотивации тех, кто её творил и популяризировал.
Историк, в отличие от интересующегося прошлым читателя-дилетанта, доверяться сказке не должен (если, разумеется, не преследует определённые идеологические цели). Историк должен проанализировать все имеющиеся в его распоряжении источники по теме, определить их достоверность и пустить в научный оборот. Прилагательно к теме, связанной с Григорием Ефимовичем Распутиным, одним из таких источников является «Дневникъ Распутина», впервые опубликованный петербургскими исследователями Д. А. Коцюбинским и И. В. Лукояновым ещё в 2008 г. За прошедшие годы с этим «Дневникомъ» ознакомились тысячи читателей, среди которых было немало профессиональных историков. Реакция на публикацию далеко не всегда была корректной. На мой взгляд, это можно объяснить тем, что большинство историков восприняли её как популяризацию «очевидной фальшивки». Не вдаваясь в подробности указанного восприятия (об этом разговор пойдёт далее), отмечу только одно: даже «фальшивка» в принципе заслуживает внимания исследователей, если в ней нашли адекватное отражение реальные события прошлого. К сожалению, при первой публикации, по трудно определимым ныне причинам, исчезли кавычки из названия – «Дневникъ Распутина», что, безусловно, сказалось на восприятии документа и исследователями, и неискушёнными читателями. Ныне, к счастью, эта оплошность исправлена.
Впрочем, возвращаясь к истории Григория Ефимовича Распутина, отмечу факт, не подлежащий ни малейшему сомнению: жизнь и судьба сибирского странника уже более ста лет привлекают повышенное внимание историков и публицистов разных стран.
Действительно, Гр. Распутин волею истории стал символом последних лет существования Российской империи, своеобразным «предтечей» революционных потрясений, навсегда уничтоживших самодержавно-монархическую государственность вместе с ее последним носителем. В контексте этой социальной трагедии и рассматривались обычно деяния Гр. Распутина – «Друга Царей», почитавшегося императрицей Александрой Федоровной, вхожего во дворец, пользовавшегося там славой «пророка» и «чудотворца».
О том, как относиться к этой славе, как ее оценивать, писали и говорили чрезвычайно много. Вскоре после падения самодержавия, уже весной 1917 г., о Гр. Распутине начали издавать многочисленные статьи, брошюры и даже книги. Это были грязные пасквили, в которых сибирского странника называли развратником и даже «любовником императрицы»; человеком, «самодержавно» вершившим государственные дела в пользу военных врагов России – немцев; сектантом-хлыстом и т. д. Большинство современников Гр. Распутина, писавших о нем в 1917 г., были настроены к «старцу» не только непримиримо (что вполне можно понять), но и изначально пристрастно (что также можно понять, но согласиться с чем – нельзя). И при жизни бывший для многих человеком-легендой, после гибели Гр. Распутин окончательно превращается в миф, историческая достоверность уступает место сказке. Реальные события переплетаются с вымыслом, правда замещается выдумкой, а личность растворяется в слухах о ней самой.
Чрезвычайно верно написал об этом современный культуролог А. М. Эткинд. «Историю Распутина, – замечает он, – написать почти так же трудно, как написать историю царя Энея или историю Иванушки-дурачка. Можно написать историю вымысла, и невозможно написать историю фактов, которых почти нет» [56]. Обративший на указанное обстоятельство исследователь, вспоминал слова русского мыслителя В. В. Розанова, одного из немногих, кто в начале XX века пытался беспристрастно говорить о феномене Гр. Распутина. В. В. Розанов подмечал, что «странник» (так он называл Гр. Распутина) «утонул в море анекдотов» о самом себе, а чем выше гора анекдотов, тем они становятся более необъяснимыми [57]. «Анекдот» становится силой страшной серьезности, «история Распутина» замещается «историей с Распутиным». Последняя, в свою очередь, может рассматриваться уже как предмет научного исследования.
Значит ли это, что собирать и систематизировать материалы, связанные с конкретными событиями в жизни Гр. Распутина – занятие бесперспективное?
Нет, так ставить вопрос было бы ошибочно. Но есть факты – и факты. Одно дело – «историческая реконструкция» жизни исторического героя, другое дело – анализ восприятия этой жизни современниками и потомками. Чем крупнее личность, чем она известнее, тем проблематичнее «анализ восприятия». Часто получается так, что через биографию известного деятеля прошлого потомки пытаются понять и оценить ту эпоху, в которой он жил. А понимание прошлого часто зависит от различных «неисторических» моментов, прежде всего от идеологии. К примеру, в Советском Союзе считалось единственно правильным подходом к истории России времен Николая II
