Задача осложнялась тем, что при прорыве обороны требовалось форсировать мощную водную преграду — реку Великая. К тому же ствольной артиллерии для обеспечения операции на этом участке фронта было явно недостаточно — всего 43–45 орудий на километр фронта. Было принято решение перебросить сюда гвардейские минометные части.
В конце марта генерал армии М. М. Попов поставил передо мной задачу: ночами, незаметно для противника из района Пустошки срочно перебросить на правый фланг фронта, на участок армии генерала Чибисова, четыреполка М-13 и тяжелую бригаду М-30. Погода стояла еще прохладная, дороги сохранялись в хорошем состоянии. Наши части легко совершили двухсоткилометровый марш, заняли боевые порядки и на третьи сутки были готовы к бою.
26 марта 1944 года в пятнадцати километрах северо-восточнее села Михайловское после короткой и внезапной артиллерийской подготовки с участием четырех полков «катюш» и тяжелой бригады М-30 наша пехота сравнительно легко форсировала реку Великая и заняла плацдарм. Противник, накрытый внезапным огневым налетом, понес большие потери и начал в беспорядке отступать.
Захват плацдарма давал нам возможность продолжать дальнейшее наступление, обходя пушкинские заповедные места с севера. Командование приняло решение — для развития успеха срочно с левого крыла фронта к месту наметившегося прорыва перебросить артиллерийский корпус, танки и стрелковые дивизии.
Однако ночью, когда с левого фланга двинулись колонны артиллерии, танков и пехоты, наступила оттепель, пошел проливной дождь. На второй день дороги стали совершенно непроходимыми. Колеса автомашин и орудий буквально проваливались. Каждый метр пути стоил неимоверных усилий. Наращивание сил на плацдарме происходило крайне медленно. Усталые, измотанные трудной дорогой, части и подразделения без передышки тут же вводились в бой.
Противник же, имея в своем тылу прекрасную шоссейную дорогу, идущую вдоль линии фронта от Пскова до Пустошки, быстро подбросил резервы. Завязались упорные, кровопролитные бои. Пришлось на время распутицы наступательные действия приостановить.
Я находился в двухстах километрах севернее Пустошки, когда по телефону мне сообщили печальную весть: во время налета вражеской авиации был тяжело ранен в голову командир 310-го гвардейского минометного полка полковник Н. М. Ковчур, один из лучших командиров полков ГМЧ. Мне передали, что Ковчура можно спасти, если срочно самолетом эвакуировать в госпиталь, находившийся в Великих Луках.
Полевые аэродромы, взлетные и посадочные площадки раскисли — взлет и посадка самолетов были сопряжены с немалым риском. Мне удалось договориться с командующим15-й воздушной армией генералом Н. Ф. Науменко о санитарном самолете. Кроме того, самолет У-2 был выделен и для меня.
В полк я прилетел к исходу дня. На площадке уже стоял санитарный самолет, к которому на носилках осторожно несли раненого Ковчура. Он был еще в сознании.
— Дорогой Николай Минович, не поддавайся! Ждем тебя. Будем вместе освобождать Белоруссию, — сказал я ему.
— Товарищ генерал, будет порядок. Были бы снаряды да горючее, — напрягая последние силы, ответил Ковчур.
Сумерки сгущались. Санитарный самолет не имел оборудования для ночных полетов. Нельзя было терять ни минуты. Летчик взлетел и взял курс на Великие Луки. На площадку возле госпиталя самолет сел почти в полной темноте. Ковчура сразу же положили на операционный стол.
Вскоре мы получили радостную весть. После тяжелой и сложной операции Николай Минович пришел в сознание. Врачи заверили, что он будет жить.
Через полтора месяца Ковчур прямо из госпиталя вернулся в полк. У него из головы извлекли несколько осколков. Над левой бровью была раздроблена лобная кость — ее пришлось удалить. Заросшая рана на лбу пульсировала. Ковчура мучили сильные головные боли, но он отказался даже от полагавшегося ему отпуска и остался в строю. Вскоре он стал командовать 14-й гвардейской минометной бригадой, с которой после капитуляции фашистской Германии в составе 3-й гвардейской артиллерийской дивизии, поддерживавшей 39-ю армию, участвовал в разгроме японских милитаристов.
Такие люди, как Ковчур, — гордость нашего народа. Высокий, светло-русый, атлетического сложения, с мужественными чертами лица, выразительными серыми глазами, он внушал уважение и симпатию. Его преданность Родине, отвага, честность и прямота снискали ему всеобщую любовь. Ковчур был заботлив и внимателен к подчиненным, требователен не только к ним, но и к себе. Обладая большой силой воли, он умел подавлять свое волнение и в самые трудные минуты доброй шуткой подбадривать других.
Бывало, по телефону или при личной встрече спросишь: «Товарищ Ковчур, как дела?» Как бы трудно ни было, всегда следовал уверенный и ясный ответ: «Снаряды есть, горючее есть — порядок! Полк выполняет боевую задачу...»
И действительно, у Ковчура всегда был порядок. Даже в распутицу, когда дороги становились совершенно непроходимыми для автотранспорта, в его части имелся запас снарядов, горючего и продовольствия. Так, например, под Невелем и Витебском (осенью 1943 года) гвардейцы полка по колено в воде и грязи на плечах переносили снаряды за восемь — десять километров и обеспечивали постоянную боевую готовность дивизионов.
Помнится, это было уже на 2-м Прибалтийском фронте. Автотранспорт полка был изрядно изношен, и я добился согласия командования фронта отправить часть на ремонт в Москву. Когда сообщил об этом Ковчуру, он огорчился:
— Товарищ генерал, да разве наш полк когда-нибудь не выполнил задачу? Или вы считаете его небоеспособным? Прошу не отправлять нас в Москву. Ведь скоро начнутся бои за родную Беларусь... За время распутицы мы своими силами восстановим автотранспорт. Если сможете, помогите запчастями. К началу наступления полк будет в полном порядке. Были бы снаряды да горючее...
Вместо 310 гмп в Москву отправили другую часть.
310-й полк отличался исключительной мобильностью и точностью выполнения боевых задач. Он совершал быстрые маневры и в назначенное время производил свои сокрушительные залпы. И в этом прежде всего была заслуга его командира Н. М. Ковчура и начальника политотдела полка Н. В. Шилова.
Осенью 1971 года мы с Николаем Миновичем несколько дней путешествовали на вездеходе по местам первых боев. Он все отлично помнил, безошибочно узнавал места, где мы сражались. Я поражался его памяти и молодому задору, с которым он рассказывал о делах давно минувших дней. Однако тяжелые ранения и контузии все больше и больше давали о себе знать. В 1972 году не стало нашего боевого товарища, верного друга, славного сына белорусского народа Николая Миновича Ковчура.
