РД. Расскажи, пожалуйста, о первых контактах с ленинградскими рокерами.
Андрей. В семьдесят шестом году мы приехали в Таллин и познакомились с Борисом Гребенщиковым. Очень мы тогда друг другу понравились — и как люди, и как команда команде. Спустя буквально две недели Борька нас пригласил на сейшен. На всякий случай мы взяли с собой гитары. Это было в ДК Крупской. Играл АКВАРИУМ, потом какая-то команда, которая нам не понравилась, а потом вышли МИФЫ. Лихо, с дудками, тексты смешные, гитарист сумасшедший, поет!.. МИФОВ мы видели в Москве года за два, и они тогда поразили всех своей отвязанностью. Они приехали вот с такими волосами, в драных джинсах…
В Москве так боялись ходить. То есть мы знали, что это сильная команда, но такого я не ожидал. Маргулис говорит: «Я играть не пойду!» А мы тогда втроем играли — Кавагоэ, Маргулис и я. На сцене объявляют: «Асейчас гости из Москвы — МАШИНА ВРЕМЕНИ!» И неожиданно с первой песни нас так приняли, как никогда не принимали в Москве… Адальше мы шли пешком на вокзал, был праздник у всех внутри, и были у нас хрустальная рюмка и бутылка водки, и эта рюмка периодически ставилась на асфальт, все садились вокруг нее, выпивали и шли дальше. Такое священнодействие… А потом мы стали ездить сюда раз в неделю, пока у нас не закрутилась история с Росконцертом.
РД. Как ты оцениваешь нынешнее состояние МИФОВ?
Андрей. Все-таки без Ильченко я их не воспринимаю. Это был гвоздь, на который все было насажено. А осталось так — клумба без середины…
РД. Подробнее об Ильченко, если можно…
Андрей. Он загадочный человек для меня. Я очень хорошо к нему отношусь, но в нем совмещаются вещи несовместимые. Он хиппи до мозга костей, и вдруг в нем какая-то коммерческая жилка просыпается. Он за что-то берется и начинает творить чудеса. Он поехал с нами в Москву, у него проблемы не было. «Ну, давай поиграем вместе?» — «Давай!» Он сел в поезд в чем был и поехал. Он жил у меня дома полгода, а потом в какой-то момент я от этого сильно утомился. Потому что эта его бесшабашная хипповость… Я сам в этом состоянии часто бывал, но я, наверное, серьезнее, и где-то это начинает меня обламывать. У нас практически не было песен, которые мы написали вместе. Были мои, и были его. Просто мы их вместе играли, и получался интересный такой звук. Мне не нравилось, как он пишет песню, — нашел какой-то огрызок, сел, моментально написал. Я ему говорю: «Юра, вот эти две строки — корявые». — «А черт с ними, они не главные!» Я так не могу. Мне надо довести все до конца…
РД. В первые годы работы МАШИНЫ в Росконцерте среди любителей рока было множество сетований: вот, мол, продались… И популярность МАШИНЫ в этих кругах упала, хотя среди широкой публики поднялась. Туго ли приходилось в те годы с формированием репертуара?
Андрей. Сейчас это кажется смешным, хотя тогда было не до смеха. Допустим, Росконцерт принимает у нас программу. Мы готовимся, снимается какой-то зал, ставится аппаратура, три раза все проверяется, чтобы их, не дай бог, не напугать, приглашаются какие-то люди, которые нас будут защищать… Хотя я терпеть не могу кого-то о чем-то просить. Просим Саульского приехать, просим Пугачеву. Они приезжают, а министерство не приезжает! Переносим на месяц. Сидим без работы. Второй раз дергать этих же людей неудобно, но они приезжают. Ате опять не приезжают! Третий раз я уже никого не зову, а те уже приезжают с готовым решением. Скучно… И это продолжалось вплоть до восемьдесят шестого года.
РД. В какой мере ты ощущал выход МАШИНЫ на профессиональную эстраду как компромисс?
Андрей. Нам было поставлено условие: «Пусть они сделают хоть две чужие песни. Пахмутовой, скажем… И десять своих. Вот тогда мы им разрешим». И мы на сдаче так и сыграли. И всем было ясно, что мы сыграли на сдаче, а больше не будем играть никогда. Но это всех устроило. Конечно, это был компромисс, но в противном случае мы оказались бы без аппарата, в подполье, и снова пришлось бы все сколачивать по гвоздику. Так что это я не ощущаю как компромисс. Это был шаг к выживанию.
РД. А были ли разборки с исполнением незалитованных песен?
Андрей. Были. Но они ничем не могли кончиться. «Как — незалитованная?! Не может быть! Ну, простите, артист, сами понимаете!» Постоянно было: «Кто-то приехал из министерства!» — «Так что, сегодня нельзя играть?» Вот такое состояние было…
РД. Андрей, как ты относишься к музыкальным выпадам в твою сторону? Я имею в виду, скажем, пародию МИФОВ на песню о доме, песню ДДТ «О Дохлой Собаке»…
Андрей. Песню ДДТ не слышал. А у МИФОВ она получилась не смешная, а скорее, злобная. Мне потом Сережа Данилов, поддав, звонил: «Андрюха, я ведь не со зла!» Не знаю, я пишу посвящения, когда хочу сказать что-то хорошее. А если я хочу сказать плохое, то я это скажу ему без свидетелей — и то если он меня об этом попросит. Ходит много легенд, что песня моя «Кого Ты Хотел Удивить?» — про Ильченко, а «Посвящение Музыканту» — про Маргулиса. Глупости.
РД. Какова интенсивность создания новых песен? Их пишется меньше, чем раньше?
Андрей. На протяжении всех лет существования процент появления новых песен настолько стабилен, что мы сами поражаемся. Другое дело, что в семьдесят девятом — восьмидесятом годах, когда мы появились перед широкой публикой, у нас уже был десятилетний багаж, который можно было выдать сразу, — это как с НАУТИЛУСОМ. На этом фоне последующие прибавления выглядели уже незначительными. Создавать новое в наших условиях очень тяжело — жизнь такая. Мы как-то летели из Африки и оказались в Дакаре. Задержка рейса. Страна не очень дружественная, выходить нельзя, да и денег нет. А гостиница напоминает маленький сумасшедший дом: белая палата, железная кровать и тумбочка. И вот я сутки просидел в этой белой комнате и был счастлив — я написал две песни! Если бы у меня была возможность самого себя хоть раз в неделю загонять в такую комнату…
РД. Вот ты упомянул НАУТИЛУС. Я люблю эту команду. А каково твое отношение?
Андрей. Мне очень нравится НАУТИЛУС. Он здорово работает с музыкой. Если они не зациклятся со своею словесной идеей, которую Кормильцев уже изъел, как сыр, то будет совсем хорошо. Они пока не могут с этого соскочить. А нужно начинать делать другое до того, как перестанут требовать делать старое.
Кутиков. Самое интересное, что центр рок-н-ролльного движения в стране совершенно неожиданно сместился в Свердловск. Когда мы там были на гастролях, мы увидели там такое количество хороших, интересных, непохожих ни на Москву, ни на Ленинград, ни на Таллин, молодых групп…
Андрей. Там ощущается и преемственность, и своя школа.
Кутиков. НАСТЮ я просто хочу записать в своей студии. Не знаю, как сложится, потому что продюсирование в нашей стране — вещь пока абстрактная. Свердловский рок очень отличается от московского и ленинградского «андерграунда» тем, что ребята, прежде всего, умеют играть. Когда послушаешь их, понимаешь, что они очень правильно подходят к рок-н-ролльной музыке. Особенно после того, как мы съездили на Запад и посмотрели, как это происходит там. А у нас просто какая-то патология: один аккорд, два звука, какой-нибудь имидж, по возможности более агрессивный, и — слова, слова… Что москвичи, что ленинградцы. Причем слова далеко не всегда хорошие.
Андрей. Вот она — вековая ненависть музыканта к человеку, который пишет тексты.
Кутиков. Нет, я сам пытался писать тексты. Но долгие совместные годы работы с Андреем воспитали у меня какое-то отношение к текстам. Я не могу себе позволить так, как пишут в Ленинградском рок-клубе или Московской рок-лаборатории. Когда общаешься с ними, то понимаешь — плоско это все. И я не могу себе этого позволить, когда рядом со мною люди, которые умеют это делать на хорошем уровне.
РД. Как вы относитесь к попыткам КАЛИНОВА МОСТА, ЧАЙ-ФА и других молодых групп делать рок на русской национальной основе?
Андрей. Я думаю, они это делают несознательно. Если бы это было сознательно, я бы услышал. Они просто так чувствуют, и это очень классно, потому что это сделано не специально.
