РИО. Так с чего же для тебя начался рок?
Башлачев. Сначала надо определить, что такое рок. Что такое миф? Некоторые полагают, что слово «рок» — это слияние разных мифов…
РИО. …только поданных в современном изложении?
Башлачев. Да, я тоже так считаю. И начинался он… по-разному.
РИО. Ну хорошо. Есть, например, теория, согласно которой первым советским рокером был Высоцкий. (Мы тоже такого мнения придерживаемся.) Он для нас вовсе не то что Пресли или Дилан для американцев. Единственно, что фигуры одного масштаба, но у нас своя музыка, и Высоцкий всему этому придал новый смысл. Человек, которого можно боготворить…
Башлачев. А что, у кого-то есть другая точка зрения?
РИО. Кого любишь слушать, если слушаешь вообще? Что нравится, что можешь слушать в любое время?
Башлачев. Люблю АКВАРИУМ. Просто не представляю ситуации, в которой АКВАРИУМ может помешать. Когда-то, году в восемьдесят первом, случилось так (волею судеб, как говорится), что я услышал две песни — «Ты — Дрянь» и «Железнодорожная Вода». И мне сказали, что это все АКВАРИУМ. Понимаешь? И эти две песни не были для меня чем-то разным. Я считал, что это одна группа.
РИО. Пожалуй, с некоторым допущением можно было и у нас предполагать в те годы, что эти песни записал один человек.
Башлачев. И с тех пор АКВАРИУМ мне не помешает никогда.
РИО. Слушай, а был какой-то толчок, первопричина того, что ты начал петь?
Башлачев. Я вообще не думаю, что существуют какие-то разумные объяснения того, как это происходит…
РИО. Отсчетный пункт? Первая песня? Первое стихотворение? Или это все было в глубине себя, не выходило на поверхность?..
Башлачев. Скорее всего. Я искал для себя более тесного общения. Понимаешь?
РИО. А как тебе кажется, существует ли русский рок? Именно русский, со своим, идущим из древности поэтическим словом, со своим языком? Веришь ли ты в него?
Башлачев. Верить в то, что существует, нельзя. И потом, слово «русский» здесь очень неточно: что именно — российский? Советский? Понимаешь, как трудно определить само слово «рок», так же трудно подобрать правильный эпитет. А отсюда нельзя понять, о чем мы говорим…
РИО. Давай подойдем с другой стороны. Существует ли у нас аналог того, что, скажем, в Англии называют роком?
Башлачев. Знаешь, давай оставим всю эту путаницу с терминологией и просто договоримся, что мы друг друга понимаем. В Англии и Америке рок-н-ролл — это дерзкий удел одиночки, а русский рок-н-ролл предполагает партнера… Если рок-н-ролл — мужского рода, то партнер должен быть женского. Понимаешь? Когда я выступаю, у меня есть некий оппонент — публика, кстати, именно женского рода (раз уж мы говорим на уровне лексики русского языка). И с этой публикой ведется диалог…
РИО. Саша, есть ощущение, что у тебя слово существует как бы само по себе, вне контекста, то есть оно вмещает в себя гораздо больше, чем оно представляет из себя «внешне», как если бы за скромным фасадом прятался огромный дом… У тебя постоянные ссылки на внутреннюю структуру слова.
Башлачев. Видишь ли, мы ведем разговор на разных уровнях — ты на уровне синтаксиса, а я на уровне синтаксиса как-то уже перестал мыслить, я мыслю (если это можно так назвать) на уровне морфологии — корней, суффиксов, приставок. Все происходит из корня. Понимаешь? Вот недавно одна моя знакомая сдавала зачет по атеизму. Перед ней стоял такой вопрос: «Основная религия». Я ей сказал: «Ты не мудри. Скажи им, что существует Имя Имен (если помнишь, у меня есть песня по этому поводу). Это Имя Имен можно представить как некий корень, которым является буддизм, суффиксом у него является ислам, окончанием — христианство, а приставками — идиш, ересь и современный модерн». Понимаешь? Я вот так примерно мыслю — на уровне морфем. Это только кажется, что существует контекст слов, на самом деле речь идет о контексте корней.
РИО. Слово — как корень?
Башлачев. Да-да-да! Возьми хотя бы название города — Питер, В моей голове оно читается Пиитер. Постоянно. Помнишь: «Пиитер, я — поэт…» Но это слово для меня связано не с пиететом, а с корнем «пить». Это гораздо проще. Я в основном стараюсь идти к старым корням. Я глубоко убежден, что любой город хранит в себе свою древнюю географию. Люди ее не помнят, но она есть. Это очень важно. В одном месте была березовая роща, в другом рос столетний дуб, еще в каком-то была топь. И они естественным образом связаны с нашим временем. Эта нить — что называется, связь времен — никогда не рвалась. Скажем, где была топь, там никогда не построят храм. Через двести лет на месте березовой рощи — спокойный район, а где была топь — наоборот, опасный так или иначе. А где был дуб, там срубили его и построили храм. Самое главное, когда лес рубят, его рубят на корню, то есть корни всегда остаются в земле. Они могут тлеть сотни лет, могут смешаться с землей, но они остались — корни этих деревьев. По моему убеждению, это не может не влиять на весь ход последующих событий.
РИО. А как ты пишешь свои песни?
Башлачев. Они возникают из совокупности событий, которые я не могу так вот просто перечислить. Но я знаю их и просто принимаю к сведению. В песне можно рассказать самому себе о себе все, как есть на самом деле. По этому поводу вот что могу сказать. Мне приходится много путешествовать автостопом. И в любой квартире я обнаруживаю, что человек, который так или иначе живет в Своем Доме, занимается искусством интерьера по образу и подобию… У человека может быть мания его величества, ее величества, чьего угодно… В общем, я хотел сказать, что единственное искусство (само по себе это слово я просто ненавижу) живо только на кухне. Кухня нс терпит лишних предметов. Бывают прекрасные кухни, просто удивительные, а зайдешь в комнату — и видишь, что она вне хозяина, чужая.
РИО. Вот ты говоришь, что видел много городов. Как ты относишься к Москве?
Башлачев. Москва… Там невозможно просто гулять. Для этого нужно очень хорошо знать Москву: проехать три остановки на метро, затем две автобусом и только потом можно выйти и сказать: «Я начинаю гулять».
РИО. И поэтому ты перебрался в Ленинград…
Башлачев. Да. Видишь ли, в Москве, может быть, и можно жить, а в Ленинграде стоит жить.
АКВАРИУМ
АКВАРИУМ был создан в июле 1972 г. студентом ЛГУ Борисом Гребенщиковым и молодым литератором Анатолием («Джорджем») Гуницким. В скором времени к ним последовательно присоединились М. («Фан») Васильев (бас, перкуссия), А. («Дюша») Романов (флейта, фортепиано, гитара) и В. Гаккель (виолончель). В 1976 г. Гуницкого за барабанами сменил М. Кордюков, а годом позже к группе присоединился студент консерватории А. Александров (фагот).
Группа выступала с концертами, сотрудничала с экспериментальным студенческим театром ЛГУ, принимала участие в праздновании традиционных Дней музыки БИТЛЗ, выезжала на рок-фестивали в Таллин (1976), Тарту (1979), Тбилиси (1980), Архангельск (1981).
На первых порах репертуар АКВАРИУМА отражал интересы участников группы к рок-н-роллу, восточной философии, бардовской песне и театру абсурда. Позже группа пережила периоды увлечения джазом, «новой волной», хард— и арт-роком, рэггей, фолк-барокко и т. п. В сценическом воплощении музыкальных идей участвовали и дуэт акустической гитары и виолончели, и мощная секция духовых, и оснащенная современной электроникой рок-группа. Поиски этнических корней рока привели БГ и АКВАРИУМ к созданию уникального сплава традиций русского и кельтского фольклора, рок-н-ролла, рэггей и блюза.
В 1981 г. АКВАРИУМ стал членом Ленинградского рок-клуба и принимал участие в первых пяти его фестивалях (1983–1987 гг.). Важной составляющей успеха группы стала активная звукозаписывающая деятельность, особенно альбомы, выпущенные на полупрофессиональной студии «Антроп» (звукорежиссер А. Тропилло): «Треугольник» (1981), «Табу» (1982), «Радио Африка» (1983), «День Серебра» (1984), «Дети Декабря» (1986). Активное участие в их записи принимали известный пианист и аранжировщик С. Курехин, а также гитарист А. Ляпин, басист А. Титов, скрипач А. Куссуль, безвременно ушедший из жизни в августе 1986 г., барабанщик Е. Губерман.
