них человечья тоска и боязнь, что его ударят <…> А ведь много есть людей, которые не любят животных. Этого я не понимаю». Петр Чихачев, студент-первокурсник Высшего Литературно-художественного института, оставил свои воспоминания о встречах с Есениным, полные восхищения и благодарности. Плохо одетые и полуголодные, первокурсники через Ивана Приблудного пригласили Есенина в свое общежитие на Домниковке (дом не сохранился): «Готовиться к встрече стали заранее. Девушки вымыли полы в общежитии, двери и подоконники, протерли стекла. Закупили вина, закусок, составили вместе два-три стола и за неимением скатертей накрыли их старыми газетами». Студенты получали маленькую стипендию, но решили скинуться на угощение, израсходовать ее всю на дорогого гостя. Несколько студентов отправили на разгрузку дров на железной дороге – подработать. И вот пришел Сергей Есенин. «Мы обступили Сергея, и каждый старался ему услужить. Одни помогали снять пальто, другие хватали кашне и шляпу. Третьи, расталкивая своих собратьев по перу, приглашали гостя в комнату». Сергей Александрович отведал угощения, охотно согласился почитать стихи. Студенты услышали еще не опубликованные «Письмо матери», «Песнь о великом походе», поэт рассказал студентам о зарубежной поездке. Ушел он поздно, а когда ребята стали убирать столы, то обнаружили возле стула, где сидел Есенин, под газеткой тридцать рублей (тогда это были большие деньги). На следующий день Петр Чихачев с сокурсником Джеком Алтаузеном поехали в Брюсовский переулок возвращать деньги, но Есенин категорически отказался их брать, сказал, что ничего не оставлял. И еще один эпизод из воспоминаний Чихачева: «Однажды мы с Есениным ехали в поезде в Люберцы, где я жил тогда с матерью – литейщицей Завода сельскохозяйственных машин им. Ухтомского. От тяжелой работы и неудачно сложившейся семейной жизни у нее на нервной почве к сорока годам отнялись ноги. Она могла передвигаться только по комнате, да и то с трудом.<…> он сказал: «Почему ты не отправишь маму в больницу? Пусть посмотрят специалисты. Она еще не старый человек. Ее могут вылечить. Не можешь устроить?
Хорошо, я тебе помогу». Вскоре Петру передали записку: «Договорился с профессором Кожевниковым, который лечил В.И. Ленина. Вези маму в больницу имени Семашко (Щипок,8). Сергей». Больную встретили с уважением и почетом. Здание больницы, куда поместили маму П. Чихачева, сохранилось, правда, в плачевном состоянии. Александровская больница Московского купеческого общества, названная в честь исцеления цесаревича Александра Александровича от тифа, была построена по последнему слову техники с учетом опыта европейских стран, в 1891 году, на 100 мест. В советское время здание перешло к Институту хирургии им. Вишневского. Адрес прежний: Щипок,6/8. Удивительно, но не все радушие и человечность в характере Сергея Есенина воспринимали однозначно. Вот цитата из воспоминаний Владимира Соломоновича Познера, дяди известного российско-американского тележурналиста: «Есенин радушный, слишком радушный хозяин. От его гостеприимстава делается не по себе. Впрочем, люди искренние с незнакомыми всегда производят неприятное впечатление».
Щипок, дом 6/8 409
Вознесенский переулок, дом 7
Этот дом прославлен Ильфом и Петровым как «Общежитие имени монаха Бертольда Шварца». В советское время здесь находились редакция и типография газеты «Гудок», и в комнатке, похожей на «спичечный коробок», с половинкой окна и тремя фанерными стенками с лета 1924 года жили молодые сотрудники газеты Илья Ильф и Юрий Олеша. Часто бывал у приятелей в гостях и Михаил Булгаков, тоже сотрудник «Гудка». Однажды, поздно вечером, в компании Валентина Катаева и еще нескольких человек, в комнатку вошел Сергей Есенин, в смокинге и лакированных туфлях, но, как вспоминал Олеша, «со следами потасовки на лице». Есенин вдохновенно читал «Черного человека». Во время чтения нервно схватился за этажерку, и она упала. Этот эпизод вошел в книгу Катаева «Алмазный мой венец» и книгу Олеши «Ни дня без строчки». Вспоминая Есенина, Олеша писал: «Когда я приехал в Москву, чтобы жить в ней – чтобы начать в ней фактически жизнь, – слава Есенина была в расцвете. В литературных кругах, в которых вращался и я, все время говорили о нем – о его стихах, о его красоте, о том, как вчера был одет, с кем теперь его видят, о его скандалах, даже о его славе. Враждебных нот я не слышал в этих разговорах, наоборот, чувствовалось, что Есенина любят. Это было вскоре после того, как закончился его роман с Айседорой Дункан.
Вознесенский переулок, дом 7
Он побывал с ней в Америке, вернулся – и вот теперь говорили, что этот роман закончен. Вернувшись из Америки, он напечатал, кстати, в «Известиях» впечатления о Нью-Йорке, назвав их «Железный Миргород». Мою радость по поводу этого названия я помню до сих пор, и до сих пор так же помню газетный лист с этим подвалом, вернее – утро, когда стою с газетой, разворачиваю этот лист и вижу заголовок». На похороны поэта ни Катаев, ни Олеша не пошли… Сейчас дом совершенно не похож на веселый муравейник, где бурлила жизнь молодых литераторов. Дом и рядом с ним, и дворовое пространство перестроены под гостиницу.
Однажды супруги, литераторы Елизавета Стырская (Лика) и Эммануил Герман (псевдоним Эмиль Кроткий), звавшиеся в быту Мишками, решили подшутить над своим приятелем Сергеем Есениным. В одной еврейской газете была напечатана «Инония» в переводе на идиш Самуила Галкина. Есенин всем друзьям и знакомым с гордостью показывал перевод своей поэмы и говорил, что его никогда не напечатали бы там, если б он, Есенин, был антисемитом! И вот, спустя несколько дней, Сергей Есенин получает письмо на древнееврейском языке с переводом на русский. Автор, хасид, якобы узнал, что поэт возрадовался публикации поэмы в еврейской газете, и спешит сообщить ему еще большую радость: на следующей неделе к нему придут десять служек (шамесов) и на носилках под балдахином перенесут в главную хоральную синагогу, где он должен будет посыпать голову пеплом и покаяться перед богом Саваофом, которому грозился выщипать бороду в поэме «Инония». Проведя небольшое расследование, Есенин и Мотя Ройзман установили авторов розыгрыша. Ими оказались Лика и Эммануил. Супруги жили тогда на Страстном бульваре, в доме № 4, на верхнем этаже. По этому адресу была доставлена огромная бочка керосина, и установлена под дверью шутников! Окна парадного были законопачены, и запах керосина привлек жильцов. Есенин, навестивший супругов, присутствовал при скандале, который устроили им представители домкома, требовавшие немедленно убрать огнеопасный керосин. Надо заметить, что лифта в доме не было! Можно представить себе ужас, охвативший хозяев квартиры! Упоминается эта злополучная бочка керосина и в
