старался жить обыкновенной жизнью, как будто ничего не произошло. Вопросов про здоровье никому не задавал и ежедневно принимал друзей, которые шли к нему непрерывно.
«Сергей тогда был весь в будущем, весь в броске, — вспоминает Александр Дугин. — Он выглядел человеком в середине атаки. Он думал о чем угодно, только не о болезни. Капитан был полон творческих планов, полон проектов, полон жизненных сил. Он рассказывал, что перед этим пережил кризис, усталость, разочарование, отсутствие мотивации. И обрел ее на новом витке. И это было только выходом на стартовые позиции».
Практически ежедневно Курёхин слушал новые записи Гайворонского и давал советы, что переписать, а что оставить. По-прежнему интересовался букинистическими книгами, и Настя привозила ему новые раритеты, которым Сергей искренне радовался. Прорабатывал новые проекты с Сергеем Соловьевым, хохмил с врачами, чтобы ему поскорее привезли рояль — мол, надо поддерживать фортепианный тонус. Шутил с друзьями: говорил, что, когда выйдет из больницы, будет одеваться исключительно от Армани.
«В те дни в Россию должен был приехать Дэвид Боуи, и Троицкий предложил мне потусоваться с ним, пока Боуи будет в Петербурге, — вспоминает Всеволод Гаккель. — Я не представлял, что с ним делать, и хотел привезти в больницу к Курёхину — считал, что это лучшее, что он мог в этом городе увидеть. Но в Токио, откуда Дэвид должен был лететь в Петербург, произошла катастрофа, и рейс отменили. Я был не в настроении ехать в Москву на его концерт, но Настя попросила меня выполнить несколько поручений, и я решил все-таки съездить. Вернувшись домой, сразу же отправился в больницу к Капитану. Он очень сожалел, что сам не мог поехать, и с нетерпением ждал рассказа о концерте».
Позднее по просьбе Насти Гаккель не раз ездил в Институт пульмонологии, Саша Липницкий искал в Орехово-Зуево бабку-экстрасенса, а лечащий врач Татьяна Брагинская летала на Урал за новыми препаратами — в поисках еще одного пусть и эфемерного, но шанса спасти сердце Сергея.
«С нами связались фармакологи, которые разработали препарат, останавливающий рост клеток, — вспоминает Брагинская. — Препарат на тот момент еще не получил сертификат, но уже прошел все стадии обработки. И медики из Кургана сказали, что готовы его отдать, только если приедет доктор, которому они всё объяснят. И я полетела за препаратом».
В конце мая Сергею сделали операцию на сердце. Врачи диагностировали злокачественную опухоль в предсердии, и это был худший из вариантов. Медики поставили диагноз «саркома сердца», который звучал как приговор. Это была редчайшая болезнь. Лечить рак сердца во все времена было невозможно, и что делать дальше, никто не понимал. Это была практически несуществующая болезнь, которая в мировой практике встречалась всего у нескольких пациентов. Как говорится, «раз в сто лет».
После того как Капитана прооперировали, он на пару дней съездил домой. Кошка Муся не отходила от Сергея ни на шаг, словно чувствовала что-то...
В начале июня Сергея положили в реабилитационное отделение Алмазовского кардиологического центра. Казалось, что грудная клетка постепенно заживала. Капитан радовался, смотрел на видеокассетах фильмы Тарантино, но удивлялся, что с каждым днем чувствует себя все хуже. Тем не менее, несмотря на общую слабость организма, у Сергея хватило сил на то, чтобы отпраздновать 42-летие.
16 июня к нему приехали Марина Алби и Катя Голицына, множество друзей из «Поп-механики» и киноиндустрии, Африка и Тимур Новиков. Брайан Ино передал в подарок несколько новых компакт-дисков, кто-то презентовал громадный радиотелефон. Было мило и весело, а Курёхин в тот вечер много шутил. Но когда друзья покидали больницу, на улице они, обнявшись, начинали плакать.
Эта дата была знаменательна еще и тем, что Анастасия вместе с сыном Федором покрестились у отца Константина Смирнова. Крестным Феди стал Сева Гаккель, которого Капитан попросил опекать малолетнего сына. А через несколько дней Курёхин согласился исповедаться, и настоятель Спасо-Нерукотворного храма совершил с Сергеем таинство покаяния.
В конце июня Маэстро перевезли в Покровскую больницу на Васильевском острове. Там имелось современное оборудование Hewlett Packard, но помогало оно слабо. В какой-то момент на Капитана, который находился под наркозом, перестали действовать лекарства.
«Меня эта болезнь застала врасплох, — вспоминает Настя Курёхина. — Помню, что когда я возвращалась из больницы домой, в городе проходила предвыборная кампания Собчака и на домах висели плакаты: «Счастье — это сейчас». И я понимала, что пока жив Сергей, это и есть счастье».
Кинорежиссер Сергей Соловьев прервал съемки и прилетел в Питер — сразу же после того, как 8 июля увидел по ОРТ получасовую передачу «Час пик». Это было последнее телевизионное интервью с Курёхиным. В беседе с ведущим Андреем Разбашем Капитан был максимально серьезным, и со стороны это выглядело как своеобразное подведение итогов. «Человек произносит пароль и переходит в другое состояние», — мистическим образом предрекал Курёхин свою судьбу.
Утром 9 июля 1996 года кинорежиссер Сергей Дебижев встречал Соловьева в аэропорту Пулково. Когда они примчались в больницу, там было как-то непривычно тихо. Вокруг — пустые коридоры, и все как будто вымерло. Они зашли в палату. Там уже никого не было, и кровать была аккуратно застелена. И больше ничего...
Врач Татьяна Брагинская вспоминает, что после смерти Капитана автоответчик на домашнем телефоне несколько месяцев по-прежнему говорил его голосом. Опешившие люди терялись и в панике бросали телефонную трубку.
В день смерти Курёхина в Питере разразилась невиданная гроза. Такая, которая случается в природе, наверное, раз в сто лет. Хлестали молнии, дождь стрелял шрапнелью крупных капель в лицо. Невский плыл в потоках мутной воды, словно все растаявшие снега вмиг обрушились на город. Картина была психоделическая — как будто природа взбесилась и мстила человечеству за что-то.
Вскоре после ненастья группа «Аквариум» заканчивала концертный тур выступлением в Москве. Очевидцы рассказывают, что ближе к финалу Гребенщиков исполнил новую композицию «Капитан Белый Снег». Когда БГ объявил название, по залу ДК Горбунова пошел шепот: «Это, наверное, про Курёхина». Кто-то вспомнил прозвище «Капитан», кто-то — фильм «Два капитана II», а кто-то — что два капитана это уже целая армия.
«Ты все шутишь со мной, погоди не шути / Без тебя мне кранты, Капитан Белый Снег», — близоруко прищурившись, пел Гребенщиков и смотрел в темноту, словно хотел кого-то увидеть. Музыканты «Аквариума» вспоминают, что когда БГ взял последний аккорд, по его щеке медленно катилась слеза.
А может, и не было ее, этой слезы.
Подавляющее большинство материалов этой книги основано на развернутых воспоминаниях людей, знавших
