Свет
Нет радостнее радости, чем свет.
Все краски мира подаривший людям,
Он нам сияет миллионы лет,
И прославлять его всегда мы будем.
Всем равно – и орлу и муравью,
Ночному хищнику и робкой лани —
Он силу животворную свою
Раздаривает солнечным сияньем,
И лишь меня обходит стороной.
Я заключен в темницу вечной ночи.
Молю я: брызни всей красой земной
В мои неизбалованные очи!
Увидеть дай цветение весны,
Тончайшие оттенки разнотравья,
Чтоб стали вдруг мои цветные сны
Живой, неускользающею явью.
Я словно связан участью своей,
Меня гнетут всевидящие руки,
Когда поет рассветный соловей,
С цветами я отождествляю звуки,
Лучей не видя, я храню тепло,
Которое лучи приносят эти.
И вечной ночи слепоты назло
Я свет люблю сильнее всех на свете.
Алирза Саидов
(1932–1978)
(перевод с лезгинского)
Нет войны! Не быть войне!
Стихла гроза. Неожиданно стихла гроза.
Каплет роса с лепестков распрямившихся роз.
Словно глаза, матерей наших скорбных глаза,
Смотрят цветы сквозь прозрачные капельки слез:
Марши походные с пылью смешались седой,
С измятых конвертов стирают года адреса…
Люди родные, придавленные землей!
Вам – материнская, горькая эта слеза.
Люди Самура! Спросить матерей вы должны;
Кто из сынов возвратился с жестокой войны?!
Наши аулы у самых вершин, на весу,
Ночи темней здесь, светлее и солнечней дни,
Самыми первыми злую встречают грозу,
Самыми первыми солнце встречают они.
Солнце! Впусти его, мама, открой
Солнцу, как гостю желанному, окна и дверь!
Видишь, как голубь, летит оно там, за горой!
Видишь, кивают цветы головами тебе!
Сын на побывке. С улыбкой стоит у крыльца.
Что же грустишь ты? Ведь счастье явилось само!
Может быть, просто похож он сейчас на отца?
А от отца сохранилось одно лишь письмо…
Мать, улыбнись, я принес тебе добрую весть:
Скоро ты будешь на свадьбе моей танцевать!
Сын – это кровь твоя, сын – и бессмертье, и честь.
Выпрямись, мать, подними мою голову, мать!
Сын твой вернулся – так, значит, родиться цветам!
Сын твой вернулся – хорошие всходы взойдут!
Сын твой вернулся – хорошим расти сыновьям,
Жизнь удлинится на много счастливых минут.
Мать! Твое сердце всю землю вместило опять!
Сердце твое говорить научилось без слов.
Если Земля – это тоже любимая мать,
Нет на ней места для пушечных злобных стволов.
Нету войны! Ей не быть с этих пор!
Красным пожаром горит семафор.
Ласково плачет старинная тара…
Пусть вместо кладбищ белеют сады,
Пусть не касаются матери старой
Неизгладимого горя следы!
Альберт Ванеев
(р. 1933 г.)
(перевод с коми)
Снег идет…
А хлопья снежные
Кружатся, взлететь хотят,
Невесомые и нежные,
Укрывают лес и сад.
Друг мне пишет письма грустные.
Он в Крыму. Там круглый год
Все цветет.
А он мне: «Густо ли
В эту зиму снег идет?!»
Ему хвалебных слов не адресуют…
Но все течет без устали ручей
И меж корней и валунов рисует
Узоры жизни маленькой своей.
Дает он и умыться, и напиться,
Всем равно – не откажет никому.
Но продолжает безымянно литься:
Не выдумали имени ему.
И не гордясь заслугами своими,
Несет он людям радость сотни лет,
Прославлено или безвестно имя —
Лесному ручейку и дела нет.
Не сладким наше детство было,
И память взрослая горька,
Воспоминанья в сердце вбила
Войны тяжелая рука.
Но честность тех суровых дней
Друзьями впитана моими…
Рябина слаще и сочней,
Когда ее прихватит иней.
Шайхи Арсанукаев
(р. 1930 г.)
(перевод с чеченского)
«Однажды криком на рассвете…»
Однажды
Криком на рассвете
Я миру возвестил о том,
Что я вошел в него,
Как в дом,
И поселился на планете.
Открыв глаза,
Узнал я мать:
Она была добра, красива.
Из колыбельного мотива
Мне лира начала звучать.
С тех пор
В сиянье красоты
Я узнавал ее черты,
Видение родного края.
С тех пор
Всегда лишь вверх иду,
Невиданную высоту
С ее достоинством сверяя.
Нетвердой новизной шагов
Я двор измерил,
Но манили
Меня голубизной снегов
Вершин возвышенные шпили.
С тех пор,
Где б ни скитался я,
Они всегда перед глазами,
И проливаются слезами
Мне в душу гордые края.
С тех пор
Всегда лежит мой путь
К высотам круч
От пастбищ низких.
Достигну ль я когда-нибудь
Вершин недостижимо близких?..
В испуге вздрогнула кора земная,
Ах, что произошло с тобой, родная?
Земля, скажи,
Обидел кто-нибудь тебя невольно,
Или земному сердцу стало больно
От чьей-то лжи?
Или приснился взрыв грибообразный,
Который опухолью безобразной
Все видится тебе?
Иль детский страх
В навязанной судьбе —
Сиротские глаза
И грубый окрик
Злой мачехи —
В тебе находит отклик?
Скажи, Земля:
Быть может, это друг
Сегодня тайно предан был друзьями,
Иль матери мучительный недуг
Был безразлично принят сыновьями?
Любовь повеса светский оболгал?
Поэт стихи фальшивые слагал?
От равнодушия тупели лица?
Или над жертвой нож занес убийца?
Ах, что произошло, Земля, скажи!
Я заступлюсь – ты больше не дрожи…
«В сыром саду осенний стон осин…»
В сыром саду осенний стон осин,
Деревья – словно черные скелеты.
Нас двое,
Я один.
И ты – один.
И мы невольно думаем про это.
Мы думаем,
Но каждый – о себе.
Сердца стучат
Задумчиво и редко.
И каждый плачет
О своей судьбе.
Я – на скамье.
А воробей – на ветке!
«Я пью надоенное на заре…»
Я пью
Надоенное на заре
Парное молоко.
Я пью
Настоянное на заре
Парное молоко.
Пью жадно,
Вкус хочу понять
И теплый запах обонять.
Все не хватает мне глотка
Парного молока,
В котором детства краткий миг
Лишь в ощущениях моих
Продлится на века,
И сенокос,
И запах трав,
Где дремлет солнце, поиграв.
Как будто время – вспять,
И руки мне издалека
Сквозь белый отсвет молока
Протягивает мать…
«Как изменился облик Земли!..»
