И вот пришел назначенный день. Все утро я рассматриваю свою бороду. Иду в гостиную, чтобы напоследок помолиться. Там Джули.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
– Не особо.
– Зато ты сделаешь меня очень счастливой. Постарайся думать об этом.
Бритье назначено на 18 сентября, на два часа. Издатель прислал фотографа, чтобы запечатлеть меня «до и после», поэтому я несколько минут смотрю в камеру и стараюсь не слишком походить на террориста. Не хочу отпугивать потенциальных покупателей книги.
К счастью, фотограф не просит улыбаться. Это было бы тяжело. Я подавлен по нескольким причинам. Во-первых, после большого проекта всегда накатывает послеродовая депрессия. Так было, когда я прочел последнюю статью в энциклопедии на букву Z – Zywiec. Я немного боюсь и словно лишен почвы под ногами. Что теперь делать? Четких планов больше нет.
Кроме того, борода провела со мной много времени и зажила собственной жизнью, почти как отдельное существо. У меня такое чувство, будто я лишаюсь любимого кролика.
В-третьих, я не просто сбриваю бороду. Я отсекаю большой кусок моей личности. Через пару часов я уже не буду Яковом. Я стану прежним незаметным ньюйоркцем, одним из миллионов.
В два часа я отрезаю от бороды первую прядь. С этой штукой придется повозиться. Нельзя просто так намазать ее кремом и расчехлить бритву. Сначала я сорок пять минут кромсаю ее серебряными ножницами. Клочки волос летят вниз, раковина чернеет, а на полу залежи шерсти, как в районной парикмахерской. В итоге борода становится похожей на подстриженный газон. Я собираю пучки волос и сую их в полиэтиленовый пакет на замочке. Не знаю, что я буду делать с мешком бороды. Может, раздам образцы с первой сотней купленных книг.
Пора браться за бритву. Для такого случая я даже купил новую. За прошедший год в бритвенной промышленности произошли большие перемены. Раньше, когда я брился регулярно, у станка было всего три лезвия. А сейчас понаделали новомодных, с пятью. Я наношу пену на лицо, выдвигаю подбородок и касаюсь бритвой шеи. Слышен знакомый скрип. Появляется полоска кожи. И еще одна. Через десять минут я смываю остатки крема для бритья – и вот оно. Мое лицо.
Ну и странно же я выгляжу. И чувствую себя ранимым и обнаженным. Щеки пощипывает, как будто я только вышел из турецкой бани, где провел целый год.
Джули наблюдает за мной последние пять минут.
– Ты выглядишь на четырнадцать лет!
И она права. Может, это оптическая иллюзия – как с маленьким кружочком, который кажется еще меньше, когда рядом большой круг, – но я могу сойти за восьмиклассника.
Джули хватает меня за щеки и тянет к себе. Я целую ее в первый раз за два месяца. И это чудесно. Я совсем забыл, что такое – касаться губами ее губ.
Фотограф был настолько любезен, что принес шампанское. Он открывает его над раковиной и наливает мне, себе и Джули. Уже собираюсь сделать глоток, и вдруг останавливаюсь. Читаю про себя благодарственную молитву за шампанское. Это приятно, естественно и не так, как раньше. Это уже не работа.
…Он должен возвратить похищенное, что похитил…
Левит 6:4
День 387. После бритья прошла неделя. Самым трудным был первый день, когда я оказался без руля и ветрил. Я получил слишком много возможностей для выбора. Словно на первом курсе, когда на меня свалилась огромная свобода, – только теперь нет никакой радости и в два раза больше страха.
И я все время чувствую себя виноватым. Как будто мне сходят с рук самые разные проступки. Я пошел в парикмахерскую, и женщина помыла мне голову. Все это время я думал: «Можно ли так поступать? Можно листать журнал People, пока она подравнивает мне баки? Можно купить банан по дороге домой и не думать, исполнилось ли пять лет банановому дереву?» Все это до сих пор кажется неправильным.
Но постепенно это чувство уходит. Каждый день я потихоньку привыкаю. Это необязательно плохо, говорю я себе. По крайней мере мой год помог сократить пространство для выбора.
Я больше никогда не буду Яковом. Никогда не буду жить с таким количеством ограничений. Но часть библейского альтер эго осталась со мной. Если у библейского «я» была длинная борода, то осталась легкая щетина. Но она есть. И, думаю, не пропадет никогда.
Прямо сейчас я на почте. За мной увязался Джаспер. Я сказал, что иду по делам, но он все равно напросился: почему-то решил, что поход по делам – это весело, как карусель в Центральном парке. Пятнадцать минут мы стоим в очереди. Я кладу на весы сверток в пузырчатой пленке и коричневой бумаге. До калифорнийского города Монте-Серено будет шесть долларов. Я расплачиваюсь. Через три дня моя бывшая подруга откроет почтовый ящик и найдет в нем Библию в черной кожаной обложке, с тонкими, как папиросная бумага, страницами и выцветшим золотым тиснением – 1536 страниц, которые определили мой год.
Мы с Джаспером выходим из почтового отделения, поворачиваем налево и идем домой, где нас ждет спокойный вечер пятницы.
Простите меня. Я знаю, что уже использовал сравнение «я иудей, но не больше, чем Olive Garden – итальянский ресторан» в предыдущей книге. Просто оно лучше всего описывает мою этническую принадлежность.
Точно подсчитать число разных изданий Библии практически невозможно. Кеннет Дэвис в книге «Я мало знаю о Библии» пишет: «На английском существует более трех тысяч версий Библии в целом или в отрывках». Кевин Филипс в работе «Американская теократия»[247] приводит гораздо большее число: семь тысяч.
Благодарю преподавателя Джули Галамбуш за то, что она рассказала мне, какую бурю эмоций вызывал вопрос анестезии.
Для пущей точности скажу, что в протестантском Ветхом Завете тридцать девять книг, но у иудеев и католиков дела обстоят иначе. Еврейская Библия состоит из тридцати пяти книг, потому что некоторые – в частности Царств и Паралипоменон – не поделены на части. В католическом Ветхом Завете всего сорок шесть книг, поскольку там есть разделы, отсутствующие в протестантской версии, например Товит, Юдифь и Маккавеев.
У слова «мидраш» два значения. Этот жанр еврейского фольклора – предания вроде истории Нахсона. Но у него есть и более широкий смысл: собрание раввинических проповедей и комментарий к Библии. Подробности можно узнать из статьи «мидраш» в Еврейской энциклопедии[248].
Среди кандидатов на звание запретного плода также упоминались фиги, гранаты, виноград и пшеница.
Подробно о теме плодовитости в Книге Бытие можно прочесть у Ричарда Фридмана в работе «Кто написал Библию?»[249].
Я беспокоился, что забыл теорию когнитивного диссонанса. Тем более в наши дни есть несколько определений. Но я нашел работу 1959 года, где впервые вводится эта теория. Там говорится, что, когда возникает конфликт между мыслями и поступками, «частное мнение меняется так, чтобы лучше соответствовать общественному».
Гаджет бывшего мужчины моей жены называется Light Wedge. Сообщаю на случай, если вы захотите его купить.
Да, я знаю, идея о том, что «у эскимосов полно слов, обозначающих снег», – своего рода городская легенда. В книге Дэвида Уилтона «Мифы о словах»[250] на странице 53 говорится: «Итак, сколько же у эскимосов слов, которыми они называют снег? Ответом будет “мало” или “много” в зависимости от того, как вы считаете». Теперь понятнее?
Раввина, который говорит о желании обладать «Ягуаром», зовут Джозеф Телушкин. В книге «Я мало знаю о Библии» сообщается, что он автор работы «Библейская грамотность»[251].
Должен сказать, что в этом году я не уделил должного внимания тонкостям библейского календаря. Простите. Я мог посвятить весь год обсуждению этого вопроса. Кроме хорошо известного еврейского, существуют календари караимов и самаритян.
Я до сих пор не в курсе, зачем нужна надпись «Не оглядывайтесь». Если знаете – сообщите мне.
Упоминаемые опросы общественного мнения были проведены Институтом Гэллапа и CBS News.
Правила юбилейного года не соблюдались со времен Храма (The Second Jewish Book of Why, с. 262). Год шаббата до сих пор проводится в той или иной форме, но только в Израиле (там же, с. 320).
Фразу о «домино» я впервые встретил в книге «Служение слову: американский буквализм от кафедры до скамьи»[252], где показан очень интересный взгляд на фундаментализм.
История буквализма гораздо сложнее и богаче нюансами, чем мое тридцатисекундное резюме. (Я знаю, это шокирует!) Идет много споров о том, насколько буквально воспринимали Библию древние. Некоторые исследователи религии, включая Карен Армстронг и Маркуса Бора, считают, что они вообще не были склонны к буквальности (см. обсуждение мифа и логоса в Дне 272). Эти ученые говорят, что древние считали библейские предания мифом, истинным на глубоко метафорическом уровне, а не установленным фактом. Эти предания не воспринимались как репортаж из The Wall Street Journal. Борг цитирует афоризм эпохи короля Георга: «Это и правда, и неправда».
