Катя поступила на курс Ольги Ивановны Пыжовой и Бориса Владимировича Бибикова, замечательных педагогов, и потрясла всю комиссию, когда читала стихи, басни, отрывки из прозы, танцевала и пела. Голос у нее был замечательный. Он был необычайно широкого диапазона: от сопрано до контральто. Конечно, ее приняли. Она получила степендию, жила в общежитии, ходила в одном и том же стареньком черном платье и в несуразном пальто. Мы с ней познакомились на пробах в картину «Кубанские казаки». Перед пробой режиссер Иван Александрович Пырьев сказал мне, что я буду сниматься в картине, а я смотрела на Катю и думала: «Хорошо бы, чтоб ее тоже утвердили».
Когда Александр Петрович Довженко сообщил мне, что я утверждена на роль, то добавил:
— И беленькую девочку с ямочками утвердили.
На следующий день я поехала во ВГИК. Я знала, что Катя репетирует в дипломном спектакле серьезную возрастную роль и целый день пропадает там. Завидев ее еще издалека в коридоре института, я закричала: «Катя, нас утвердили!» Мы обнялись и очень долго смеялись, а потом вдруг притихли. Наверное, поняв, что у нас начнется новая жизнь. А может быть, это было какое‑то предчувствие.
В экспедиции на Кубани мы жили в одной гостинице, в одном номере. Номер был очень маленький и походил на купе поезда. Катя меня все время поражала. Она никогда не видела арбузов, никогда их не ела и попробовала только на съемке. Когда мы ели арбузы, она выгрызала корку до самого основания, а когда увидела, что на моем куске остается немного мякоти, вдруг заплакала: «Ну как ты можешь?! Ведь есть люди, которые никогда не видели и никогда не ели это чудо!» Потом она призналась мне, что никогда до Москвы не видела ни ванны, ни гибкого душа, ни телефона. Живя в Москве, она набирала номер 100 и, как только раздавался гудок, говорила: «Скажите, пожалуйста, который час?» — своих часов у нее не было — услышав ответ, вежливо благодарила. Была страшно удивлена, узнав, что отвечает автоматическая запись, а не живой человек. Она много молилась, ей очень хотелось, чтобы о ней сделали фильм, где она в черном платье, в мальчишеских ботинках на босу ногу, с фибровым чемоданом, перевязанным веревкой, приезжает в Москву поступать в Консерваторию и учится жить в большом городе.
Мы с Катей работали в Театре киноактера, и вот однажды по разнарядке театр получил трехкомнатную квартиру. В этой квартире одну комнату дали Кате и ее мужу Жене Ташкову, другую мне с моей семьей, третью еще одному актеру. И вот через несколько лет ее мечта о фильме сбылась. Женя Ташков снял картину «Приходите завтра». Катя очень ценила свой голос и копила деньги, чтобы платить за частные уроки пения. И даже уговорила меня, и я ходила с ней на эти уроки, хотя знала, что у меня нет никаких особых музыкальных талантов. В кино у нее ролей было мало, а те роли, которые ей предлагали, были неинтересными. В театре тоже как‑то не складывалось. А Катя была необыкновенно одаренный человек. Могла играть Достоевского, Гоголя, Шекспира. Она могла играть комедию, трагедию, эксцентрику, клоунаду — все что угодно.
Я никогда не забуду один случай. По телевидению шла передача о нашем театре. Пригласили наших актрис. Тогда все передачи шли в прямом эфире, без предварительной записи. И вот каждая из актрис по очереди рассказывает, что она играет в театре, где снимается, а когда дошло до Кати, она бодро сказала: «Я живу хорошо и скоро буду сниматься в новом фильме. — Потом ее губы задрожали и глаза наполнились слезами. — Нет… Я больше не могу… Я больше не могу так жить», — проговорила она, закрыла лицо руками и заплакала. Это был первый нервный срыв. Вскоре после этого она решила поступить в Гнесинское музыкальное училище и серьезно заняться пением. Она надеялась, что, может быть, как певице ей повезет больше. Почти в то же время Женя Ташков приступил к съемкам картины «Приходите завтра». Картина снималась очень долго. Катя болела. Но когда картина вышла на экраны, то имела большой успех. Она действительно стала главной картиной ее жизни. Эту картину и сейчас часто показывают по телевидению, и те зрители, которые раньше Катю не знали, пишут письма и спрашивают: что это за превосходная актриса? Что она делает сейчас и возможно ли, чтобы без специального образования молодая актриса так замечательно пела?
Потом она родила сына, Андрея. Сейчас это известный и популярный артист театра и кино Андрей Ташков. Прошло время, и Катю пригласил сниматься режиссер К. Воинов в свою картину «Женитьба Бальзаминова», предложив ей роль Матрены — кухарки. Она блестяще ее сыграла. Хотя слово «сыграла» Кате не подходит. Она ничего не играла, она жила в этом образе — образе тупой и примитивной Матрены.
Как‑то она позвонила мне и сказала: «Внутренний голос мне говорит, чтобы я попросила у тебя прощения, если я что- нибудь плохое тебе сделала». Я засмеялась: «Катя, ну что ты мне можешь сделать плохого?! Ведь ты даже мухи не обидишь». Она действительно помогала всем, чем могла. Вообще ей было не знакомо чувство зависти, суетности. Она жила в своем, придуманном ею мире. Через некоторое время она снова позвонила мне и сказала, что едет в Сибирь к своей сестре: очень соскучилась, — и что внутренний голос сказал ей, чтобы она попрощалась со мной и чтобы я простила ее. Голос ее звучал хрипло и тревожно. Это был последний наш разговор.
У сестры она была веселая, вспомнила свое детство. Но в то же время куда‑то уходила из дома. Потом уже люди говорили, что видели ее на станции — она встречала московский поезд.
В тот роковой день Катя вымыла пол, прибралась в квартире сестры, надела свое самое нарядное платье и ушла на станцию. Завиделся поезд. Поезд, который когда‑то, когда она увидела его в первый раз, показался ей страшным чудовищем. Она спокойно пошла по рельсам навстречу этому поезду и… исчезла навсегда.
И вот теперь, когда я думаю о Кате, я говорю себе: «Ну что же мы за люди?! Мы проходим мимо талантливых актеров, дарование которых не умещается в привычные рамки, говоря при этом, что актеры — это штучный товар. Катя могла бы сыграть множество ролей, у нее был редкий голос, но она была никому не нужна».
Вот почему свою первую передачу «Фильмы нашей памяти» я посвятила Кате.
После записи передачи я уехала в Екатеринбург на концерты. На перроне меня встречал администратор. Когда на привокзальной площади я открыла дверцу такси, на меня взглянул шофер и сказал: «А я вот смотрю вашу передачу». У него в машине был маленький телевизор, и я увидела на экране смеющуюся Катю. «Какая же она талантливая, и какая трагическая судьба», — сказал шофер тихо, и голос его дрогнул.
Вести телевизионную передачу трудно. Я не просто ведущая, которая берет интервью у актера. Я — актриса, как и те, кто приходит в студию. И потому нужно не интервью, а беседа для зрителей, чтобы они присоединились к нам. Я прихожу в их дом, и мы все сидим, говорим о том, что нас интересует, а я только направляю эту беседу. Это очень важный метод, и зритель принял его. Почта была колоссальная.
