- Владимир Васильевич, - посоветовал я, - хорошо бы подобрать самых опытных и грамотных разведчиков на тот берег. Может быть, есть знающие английский язык? Обязательно с ними пошлите. А вас, Иван Иванович, - обратился я к начальнику политотдела дивизии,- прошу разъяснить всем красноармейцам и офицерам значительность того исторического события, свидетелями, а может быть, и участниками которого мы скоро будем.
- Лишь бы именно на нас вышли союзники, - сказал Русаков. - В грязь лицом не ударим! Глядишь, и действительно в историю попадем!
- Смотрите в другую "историю" не попадите, - предупредил я. - Максимум внимания во всем и ко всему.- И, прощаясь, добавил: - Будут искать, скажите, поехал к Чиркову, а лучше сообщите, где я, Миттельману, в штаб корпуса.
Машина понеслась в расположение дивизии Чиркова, откуда доносилась канонада, а я размышлял над последними фразами разговора. История. Историческая встреча. Кто из нас, защищая родную Москву, в битвах за Сталинград, на Курской дуге и в других сражениях думал, что участвует в событиях действительно исторического значения? Тогда об этом просто не думалось. Мы выполняли свой солдатский долг, присягу на верность Родине, приказ своего командира. А оказывались непосредственными участниками исторических событий, которые были действительно поворотными пунктами Великой Отечественной войны, успехами не только стратегическими, но и крупными политическими, оказывающими влияние на соотношение сил воюющих коалиций, на всю мировую политическую атмосферу того или иного периода.
Но встреча с союзниками по второй мировой войне, в частности с армией США, уже тогда всеми нами ожидалась как событие исторического плана, как важный не только военный, но и политический акт, приближающий победоносное окончание войны. Предстоящая встреча разрезала весь стратегический фронт немецко-фашистской армии на две изолированные группировки: северную, где еще судорожно, но яростно оборонялся Берлин, в подземельях которого задыхался в предсмертной агонии Гитлер, и южную, которой руководил фельдмаршал Шернер, позже не подчинившийся решению о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и продолжавший сопротивление в Чехословакии даже после Дня Победы.
Вскоре мы добрались до командного пункта генерала Чиркова.
- Семь сильных контратак отбили уже, - доложил П. М. Чирков, - но держимся. Прошу усилить дивизию противотанковой артиллерией. Было бы спокойнее.
- Петр Михайлович, помощи не ждите. Вы знаете о контрударе немцев восточнее Дрездена. Там сейчас главное для командарма, и просить у него помощи я не буду. Совестно.
Уточнив обстановку и задачи дивизии, дав некоторые советы, я отправился на свой командный пункт, находившийся километрах в двадцати пяти восточнее Торгау.
Добравшись "домой", я узнал, что из штаба фронта приехали корреспонденты "Красной звезды". Один из них, Константин Симонов, хотел встретиться со мной лично.
- Скляров, - сказал я адъютанту, - приглашай сразу. Может быть, и поужинаем вместе.
Вскоре появился высокий, стройный и подтянутый подполковник. Константин Симонов уже был широко известен как талантливый и разносторонне одаренный литератор: поэт, очеркист, писатель, драматург. Но, разумеется, не так, как теперь, когда за его спиной добрых четыре десятилетия большой творческой работы, десятки произведений, нашедших признание у миллионов людей как у нас в стране, так и за рубежом, активная общественно-политическая деятельность. Однако тогда уже был написан роман "Дни и ночи", особенно близкий и дорогой каждому, кто участвовал в защите Сталинграда, и тогда расхватывались томики его стихов, и тогда шли в театрах нашей страны его рожденные горячей любовью к Родине пьесы.
Мы пожали друг другу руки. Рука писателя-солдата была мягкой, но сильной.
- Я слышал, товарищ генерал, что вы выходите на американцев? - спросил он, немного грассируя.
- Не исключено, - усмехнулся я.
- И когда этого можно ждать?
- Да уже ждем. Может, сегодня, а может, завтра...
- Сегодня-то вряд ли, - усомнился Симонов, глядя на посиневшие окна. Ночь уже скоро.
- И то верно,- поддержал я его.- Давайте-ка ужинать, Константин Михайлович. Утро вечера мудренее. Авось поутру новости будут. Объявятся, может, наши союзники... Пригласим вашего коллегу? Как его фамилия?
- Кривицкий Александр Юльевич.
Наша беседа, начатая за ужином, затянулась за полночь.
Интересный собеседник, Константин Михайлович поразил меня не только большой эрудицией, но и знанием военного дела, широким политическим кругозором.
К. М. Симонов и А. Ю. Кривицкий рассказали много интересного о фронтовых событиях. Строили мы предположения и о возможных вариантах встречи с американцами.
Эта приятная, а теперь ставшая и незабываемой беседа с нашими писателями была разрядкой, отдыхом от ежедневной напряженной боевой деятельности. Позже, уже после войны, изредка встречаясь с Константином Михайловичем, мы не раз вспоминали эпизоды тех дней.
Прошел еще день, и около четырнадцати часов 25 апреля командир 58-й гвардейской дивизии генерал Русаков доложил, что в тринадцать часов тридцать минут в районе Стрела (четыре километра северо-западнее Ризы) гвардейцы 7-й роты 173-го гвардейского стрелкового полка во главе с командиром роты старшим лейтенантом Г. С. Голобородько заметили группу военнослужащих, следовавшую с запада. Как выяснилось, это были разведчики 69-й пехотной дивизии 1-й армии США, которыми командовал лейтенант Коцебу.
Примерно через час снова позвонил генерал Русаков: разведчики 2-го батальона того же 173-го гвардейского полка, перебравшиеся на западный берег, на дороге к Торгау видели машину с несколькими военными. Кто они - немцы или американцы, - не разобрали. Машина скрылась из виду, въехав на улицы города. Почти сразу послышалась стрельба. Потом она стихла.
Через некоторое время над крепостью, стоящей почти у самого берега, вяло затрепыхалось на слабом ветерке большое полотнище. Наблюдатели дивизии отчетливо различили американские национальные цвета - синий, красный, белый и сразу подали условленный с американским командованием опознавательный сигнал - красную ракету. Ответа - зеленой ракеты - не последовало. Это настораживало. А с колокольни церкви до разведчиков, находившихся на западном берегу реки, донеслись выкрики сначала на английском, потом на немецком языке:
- Америка! Россия!
Потом тот же голос, с сильным иностранным акцентом, начал выкрикивать по-русски одно-единственное слово:
- Товарищ! Товарищ!
Кричал человек в военной форме. Гвардии лейтенант А. С. Сильвашко начал кричавшего спрашивать по-немецки, но незнакомец, очевидно, его не понимал.
