— Тащи! — равнодушно сказал Большой Луи. Это оказалось самым трудным: Мегрэ был тяжелый. Снизу его подталкивали, сверху тащили.
Дождь падал отвесной стеной. Ветер врывался в бухту с неслыханной силой.
Мегрэ показалось, что он разглядел четыре силуэта, но было совсем темно: фонарь погасили. К тому же резкий переход от тепла и света к; ледяной тьие сбивал с толку.
— Раз… два… хоп!
Его раскачали, как мешок; он подлетел довольно высоко и упал на мокрые камни пирса, большой Луи подошел к нему, осмотрел веревки, чтобы убедиться в их прочности. На секунду лицо бывшего каторжника приблизилось к лицу Мегрэ. Ему показалось, что Луи проделывал все это с мрачным видом, как самую тягостную работу.
— Нужно будет сказать сестре… — наш он.
Что сказать? Он и сам не знал. На шхуне слышались быстрые шаги, скрип, отдаваемые вполголоса распоряжения. Кливера были поставлены, по мачте медленно поднимался грот.
— Скажите ей, что когда-нибудь мы еще увидимся… И с вами — тоже, может быть…
Он тяжело вскочил на судно. Лицо Мегрэ было повернуто в сторону моря. Фонарь на конце фала доставал до верха мачты. Около штурвала виднелся черный силуэт.
— Отчаливаем!
Вокруг кнехтов заскользили канаты: их тянули с судна. Захлопали паруса. Нос шхуны отделался от свай, и она развернулась почти на триста шестьдесят градусов: таким сильным был порыв ветра. Но рулевой выровнял судно. На мгновение оно замерло на месте, а потом поплыло между пирсами: черная масса в черноте ночи. Светящаяся точка на палубе… Высоко на мачте — другая, кажущаяся звездой, затерянной в штормовом небе.
Мегрэ не мог шевельнуться. Он неподвижно лежал в луже, на краю бесконечного пространства
Там, на шхуне, они, наверное, разопьют бутылку джина, чтобы взбодриться. Кто-нибудь подбросит угля в печку… Один стоит у штурвала… Двое других лежат на влажных постелях…
Среди капель, стекавших по лицу комиссара, одна была, кажется, солонее других. Большой, сильный мужчина, в расцвете сил, наверное, самый мужественный и суровый во всей уголовной полиции, лежал, брошенный здесь до утра, около кнехта, на краю пирса. Если бы он мог повернуться, то увидел бы маленький деревянный навес «Приюта моряков», где уже никого не было.
11. Отмель «Черные коровы»
Море быстро отступало. Мегрэ слышал шум волн, сначала в конце пирсов, потом дальше, на песчаном берегу, с которого уходила вода. Как всегда с отливом стихал и ветер. Стрелы дождя редели, и когда на рассвете побледнели самые низкие тучи, ночной ливень превратился в холодный моросящий дождь. Мало-помалу предметы выступали из тьмы, в которую они были погружены. Угадывались косые мачты рыбацких лодок, лежавших теперь, при отливе, на прибрежной тине. Где-то очень далеко на лугу мычали коровы. Негромкими ударами церковный колокол скромно оповещал об утренней мессе. Но нужно было еще ждать: верующие не ходят через порт. Шлюзовщикам до начала прилива тоже нечего тут делать. Разве что рыбак случайно пройдет… Но кто вылезет из кровати в такую непогоду?
Со стороны Мегрэ казался просто кучей мокрой одежды. Он мысленно представлял себе все кровати Вистреама, прочные деревянные кровати с огромными перинами, в которых под теплыми одеялами лениво нежатся жители городка и неприязненно поглядывают на бледный прямоугольник окна. Они стараются еще немного продлить удовольствие, прежде чем ступить голыми ногами на пол.
А инспектор Люка тоже лежал в своей постели? Нет! Ведь иначе невозможно объяснить события. Комиссар так представлял их себе: Жану Мартино удалось каким-то образом освободиться от инспектора. Может быть, связав его, как это сделали и с Мегрэ? Затем он подошел к «Сен-Мишелю» и услышал голос комиссара. Он терпеливо ждал появления кого-нибудь на палубе. И вот когда Большой Луи высунул голову из люка, Мартино шепотом или запиской дал ему указание. Дальше все просто: шум на палубе — туда посылают Селестена. Он переговаривается с Мартино, чтобы выманить Мегрэ из кубрика. Когда комиссар наполовину вылезает оттуда, двое наверху затыкают ему рот, а двое внизу связывают ему руки и ноги.
Теперь шхуна находится, по-видимому, уже далеко от зоны территориальных вод, которую отделяют от берега всего лишь три мили. Если только они не зайдут в какой-нибудь французский порт, что маловероятно, то Мегрэ бессилен что-либо сделать.
Он не шевелился, так как при каждом движении вода подтекала под пальто. Прижав ухо к земле, он слышал различные шумы и узнавал их один за другим. Так он узнал шум насоса, который стоял в саду Жориса. Значит, Жюли встала. Должно быть, надела сабо и пошла качать воду, чтобы умыться. Но девушка не выйдет из дому. Вот она зажгла свет, потому что еще не совсем рассвело.
Шаги… Кто-то перешел мост и ступил на каменную стенку пирса. Человек шел медленно. С пирса он что-то бросил в лодку, наверное, связку веревок. Рыбак? Мегрэ с трудом повернул голову и увидел его в двадцати метрах от себя, когда тот собирался спуститься по железной лестнице, ведущей к морю. Несмотря на кляп, Мегрэ удалось испустить слабый стон. Рыбак поглядел вокруг, заметил черную груду, долго и недоверчиво смотрел, потом, наконец, решился подойти.
— Что вы тут делаете?
Он, очевидно, слышал о предосторожностях, необходимых при обнаружении преступления, так как с опаской сказал:
— Пожалуй, сначала надо вызвать полицию.
Он все-таки вытащил кляп. Мегрэ начал объяснять, и рыбак не очень уверенно принялся развязывать веревки, бормоча проклятия в адрес того, кто затянул такие узлы.
В бистро служанка открывала ставни. Море становилось неспокойным, хотя ветер и стих. Но это уже не был бешеный ночной шум. Волны, которые шли из открытого моря, достигали на песчаных отмелях трехметровой высоты и разбивались там с глухим грохотом, как бы сотрясая сушу.
Рыбак, невысокий старик, заросший бородой, все еще смотрел недоверчиво и не знал, что делать.
— Надо бы, однако, сообщить в жандармерию.
— Да говорю же вам, что я и сам вроде жандарма в штатском!
— Жандарм в штатском, — беспокойно повторял недоверчивый старик.
Его взгляд скользнул по поверхности моря, пробежал по линии горизонта и остановился вдруг на какой-то точке справа от пирса, по направлению к Гавру. Рыбак испуганно уставился на Мегрэ.
— Ну что там такое?
Рыбак был так взволнован, что не отвечал. Мегрэ понял, только взглянув в свою очередь на горизонт. Вода почти полностью ушла из бухты Вистреама. На расстоянии больше мили тянулся песок, цвета спелой ржи, а за ним, вдали, бушевала белая пена волн. Справа от пирса, примерно в километре, какое-то судно сидело на мели. Одна его половина лежала на песке, другая оставалась в воде. Волны с силой разбивались о его корпус. Две мачты, одна из которых квадратная. Шхуна из Пенполя. Не иначе, как «Сен-Мишель».
