Ознакомительная версия.
Едва только начав работу над «А-4», мы уже прикидывали способы ее запуска – например, со специальной железнодорожной платформы, из укрытия или с шасси мощной машины-вездехода. К концу 1944 года образцы первых специальных железнодорожных платформ были готовы для проверки на испытательном стенде номер 7 в Пенемюнде. Идея заключалась в том, что ракета готовится в укрытии в двухпутном туннеле, а затем платформа со стартовым столом и подъемным механизмом перемещается к выходу из туннеля. Стартовый стол надежно крепится к рельсам. Затем стрела, поднимаясь, ставит на него ракету. Ее заправляют и отстреливают. Процедура практически та же самая, что и на самоходном лафете.
Но поскольку на Западном фронте мы теряли превосходство в воздухе, а моторизованные части, в свою очередь, обретали большую подвижность, мы свернули эти работы, но теперь, в конце 1944 года, Каммлер потребовал их возобновления. Я не имел представления, чем он руководствовался. В последние месяцы года в Пенемюнде прошли испытания двигателей. Я не мог поверить, что, учитывая ситуацию в воздухе, имеет смысл заниматься этой задачей, и взялся за нее скрепя сердце. И случилось то, чего я ждал. В январе 1945 года, после того как была сделана большая часть работы, ее пришлось бросить.
Требования об увеличении дальности полета привели к необходимости безотлагательно заняться крылатыми ракетами «А-4», которыми не занимались с весны 1943 года. Крылатую «А-4» мы назвали ракетой «А-9». Уже с самого начала войны мы не сомневались, что не стоит браться за разработку «А-9» с тем же рвением, что и за «А-4» в Пенемюнде, поскольку мы не надеялись, что ее успеют использовать. Решение связанных с ней проблем требовало слишком больших усилий от нашего скромного штата. Все же с весны 1940 года в аэродинамической трубе проводились кое-какие исследования, чтобы определить оптимальную форму крыльев и хвостовых плавников сверхзвуковой «А-9». И теперь давние находки были спешно выкопаны из архивов и появился график проведения испытаний.
8 января 1945 года от земли оторвался первый вариант «А-9», этакий незаконнорожденный ребенок «А-4». Стоило ему подняться примерно на 30 метров над стартовым столом, как отказала система контроля. Несколько дней спустя мы не смогли запустить другую ракету, потому что бак со спиртом дал течь. Наконец 24 января мы добились первого успеха. При вертикальном подъеме ракета достигла предельной высоты, примерно 80 километров, и показала максимальную скорость 4320 километров в час. Эта конструкция с ракетным двигателем и площадью крыльев 13 квадратных метров без труда преодолела звуковой барьер. И на субзвуковой и сверхзвуковой скорости она сохраняла стабильность в полете и подчинялась автоматике управления. На пологом участке траектории, вскоре после того, как ракета достигла верхнего слоя атмосферы и начала планировать, поломалось крыло. Но в целом эксперимент прошел весьма удовлетворительно и более чем оправдал наши ожидания.
Так что наши теоретические предположения по поводу этой конструкции оправдались и в данном случае. Мы нащупали правильный путь решения проблемы, которой вместе с исследованиями больших высот я хотел бы первым делом заняться после войны: приземление после полета в безвоздушном пространстве. Мы продвинулись далеко вперед в конструировании первой промежуточной стадии будущего космического корабля. Крылатые ракеты могли с невероятной скоростью покрывать огромные расстояния в верхних слоях атмосферы на высоте от 19 до 25 километров и спокойно приземляться. Если бы только мы могли обеспечить достаточно долгую и мощную ракетную тягу, которая с большой сверхзвуковой скоростью доставляла ракету на эту высоту, где она в горизонтальном положении следовала по правильному курсу, а затем или плавно планировала, или включала бы курсовой двигатель с очень небольшим потреблением горючего, то конечно же мы могли бы перекинуть мост через тысячи километров пространства и обеспечить экономичный режим полета. Именно такие идеи и занимали нас в 1944 году.
Если бы мы смогли реализовать их на практике, то была бы надежда через несколько лет после войны, пустив в ход самые последние и более крупные модели, улучшить межконтинентальное сообщение. Ни винтовые самолеты, ни реактивные не могли бы соперничать ни по расстоянию, ни по скорости с этим революционным видом транспортного средства.
По сути дела, вопрос заключался лишь в разработке технических деталей и времени для конструирования. Но эвакуация Пенемюнде поставила точку и на этих экспериментах.
Здесь имеет смысл упомянуть, что мы уже стали прикидывать варианты использования атомной энергии для реактивного движения и после 1943 года навестили профессора Гейзенберга, чтобы получить информацию о практических возможностях такого решения. Но он не дал нам никаких обещаний.
Глава 29
«Она должна быть на первом съезде партии после войны!»
Мне пришлось снова обратить внимание на «вассерфаль», большую противовоздушную ракету, с которой я был давно знаком.
Со стартового стола ракета взмывала вертикально вверх – точно как «А-4». Управлялась она визуально с помощью дистанционного радиоконтроля и эффективно действовала в радиусе 25 километров и до высоты 17,5 километра. Пока ей удавалось достигать максимальной скорости 216 километров в час.
В последний раз я посещал испытания «вассерфаль» и других управляемых ракет осенью 1944 года и испытал настоящее потрясение. Попытаюсь привести кое-какие подробности.
В этот день, 13 октября 1944 года, мне пришлось прочитать краткую лекцию о нашем изделии у испытательного стенда номер 7. Она была частью показательных стрельб, которые проводили военно-воздушные силы. Так же, если удастся, предполагалось запустить и «А-4».
В тот раз нашим почетным гостем был Герман Геринг. Поприветствовав сотрудников министерства вооружений и министерства авиации, которые прибыли в большом количестве, он прошел мимо меня к большому ангару гофрированного железа, в котором были собраны модели и чертежи ракет. В своей армейской форме я подозрительно выделялся на фоне авиационных мундиров. Повернувшись, он удивленно посмотрел на меня. Саур представил меня, что случилось не в первый раз.
С весны 1939 года, когда мы устроили демонстрационный показ на экспериментальной станции «Куммерсдорф-Запад», мне не доводилось видеть Геринга. Он так разительно изменился, что я не поверил своим глазам. Конечно, за последние годы он стал менее суетлив, но продолжал существовать в облике рейхсмаршала Великой Германии и главнокомандующего силами люфтваффе.
Первым делом в глаза бросались блестящие красные кавалерийские сапоги мягкой марокканской кожи с серебряными шпорами. На Геринге была тяжелая просторная шинель из австралийского опоссума мехом наружу. Когда, тяжело ступая, он грузной и неловкой из-за маленьких ступней походкой подошел ко мне, полог шинели распахнулся, и я увидел под ней светло-серый авиационный мундир, украшенный россыпью наград. Его фантастический облик дополнял белый походный вариант маршальского жезла. На толстых пальцах мягких рук блестели платиновые кольца с рубинами. Когда-то энергичные черты его лица заметно оплыли, глаза находились в беспокойном движении. Он производил впечатление пресыщенного сластолюбца, который потерял интерес к жизни. И теперь, когда наше положение в воздухе было просто отчаянным, он был погружен в унылую мрачность! У меня было ощущение, что я получил основательный удар между глаз.
Ознакомительная версия.
