Герман Титов! Космонавт-2, легендарная личность, вместе с Юрием Гагариным — любимец планеты, особенно ее женской половины. Мне довелось длительное время общаться с этой неординарной, яркой личностью в самых различных жизненных ситуациях: на службе и в командировках, в кругу друзей и на широких общественных мероприятиях, в частных встречах и официальных торжественных церемониях, на даче и в походах по подмосковным лесам, на рыбалке и сборе грибов, среди наших жен, детей, а со временем — и внуков. Совершенно различные условия и ситуации! Неизменно лишь одно — ровное, спокойное, практически не зависящее от окружающих условий отношение Германа Степановича к происходящему вокруг. Этот человек по всем жизненным проблемам и вопросам имел свое, не всегда, может быть, однозначное — но свое! — мнение. Думаю, что такая уверенная, зачастую бескомпромиссная позиция базировалась не только и не столько на непререкаемом авторитете космонавта или депутата Госдумы, а больше и в основном на чисто человеческих качествах Германа. Здесь и его интеллект, и широкая эрудиция, любознательность и желание познать как можно больше в окружающем мире, тонкое восприятие всего того, что происходит вокруг, его умение с полуслова, с лету понять, схватить суть говорящего и поддержать разговор практически на любую тему, широкие познания в области музыки, поэзии, театра, почти лирическое восприятие красот русской природы, ровное, спокойное, уважительное отношение к окружающим и на работе, и в кругу родных, друзей и знакомых. За всю свою до обидного короткую жизнь Герман сумел сохранить и во многом приумножить всю эту гамму прекрасных человеческих качеств, которыми так щедро наградила его природа. И только поэтому и молодой лейтенант — летчик авиационного полка, и всемирно известный герой-космонавт, и убеленный сединой генерал-полковник, и народный избранник — депутат Госдумы — это все тот же Герман с его широкой натурой, неизменным, чуть взрывным характером, твердой жизненной позицией и собственным восприятием окружающего мира… Годы его не изменили, а наша, в общем-то, нелегкая жизнь его не сломила, не превратила в приспособленца, не заставила сегодня во весь голос и на всех перекрестках хулить то, чему только еще вчера мы все поклонялись. Вот в этом весь Титов! За это его ценили и уважали все, кто его знал, с кем он общался по работе, по жизни — и его друзья, и его недруги, если таковые у него были.
Наши добрые, хорошие отношения начались еще в далекие годы нашего совместного пребывания в Звездном городке. Мы были молоды, я не обременен семейными узами, а Герман с упоением ловко лавировал на гребне волн своей космической славы. Культурным центром, местом, куда многие заглядывали «на огонек», была моя холостяцкая квартира. Частенько ко мне подходили мои коллеги по службе с душевной просьбой: сестра, мол, приезжает, негде остановиться, можно воспользоваться твоей квартирой. Я, конечно, шел навстречу такому любящему брату, тем более что сестры приезжали почему-то, как правило, под выходные, когда я рвался в Москву, домой. А совместные творческие вечера, когда в моей двухкомнатной квартире умещались половина (женская) выпускного курса ГИТИСа и жаждущие на них посмотреть и их послушать местные жители. Бедные мои соседи — Жора Добровольский, Петя Колодин, Саня Матинченко — деликатно терпели, не жаловались. Частенько к нам заглядывал и Герман и сразу же становился душой компании. А вот интересно, помнит ли патриарх нашей эстрады народный артист Советского Союза Иосиф Кобзон, как поздно ночью мы с Германом нагрянули к нему в гости в его малюсенькую комнатушку в коммуналке, что рядом с Театром Образцова, где единственным украшением было большое фото Титова с его дарственной. Когда мы уходили, то молодой, тогда еще начинающий певец Иосиф Кобзон так и остался в недоумении — зачем же мы приходили к нему в два часа ночи. А мы уже мчимся домой, в Чкаловский. Я хотел выйти из машины у своего дома, чтобы быстрее забраться в свою холостяцкую постель. «Нет! — решительно возразил мой старший товарищ, — ночевать будешь у меня». — «Есть!» — сказал я. Приехали к Титовым. Я минут тридцать переминаюсь с ноги на ногу в прихожей, а в это время Герман в спальне ведет переговоры с супругой. Я думаю, на тему, можно ли Эдуарду у нас переночевать. Наверное, разрешение было получено, мне выделили раскладушку с постельным бельем и уложили в столовой. Утречком, пока все еще спали, я перебежал в свою родную обитель. Это было мое первое знакомство уже с семейством Титовых. Как-то постепенно получилось, что с годами мы стали общаться уже семьями: Титовы — Герман с Тамарой, Жолобовы — Виталий с Лилей и я со своей молодой женой. Подрастали дети, а у нас у всех — девчонки, появились какие-то общие интересы, совместные праздники, дни рождения, переживали, когда же полетит Виталька. Видно, нам всем вместе было хорошо, ибо с годами наши контакты не разрушились, а стали прочнее, даже несмотря на то, что нашу компанию покинул Жолобов, — после долгожданного космического полета уж больно ему захотелось стать мэром своего родного города Херсона, куда он и отбыл, как говорится, не попрощавшись. Лиля осталась верной подругой в наших рядах.
С начала 80-х Герман Степанович — заместитель начальника нашего главка, уже мой непосредственный начальник. Жили в Москве почти рядом, еще практически молоды (в районе сорока), девчонки-подростки пока не доставляли нам особых хлопот, дачными проблемами пока не обременены (правда, мало кто верил, что у героя-космонавта нет дачи, а я до дачи еще не дослужился). Хорошие были времена! Колесили по Подмосковью на машинах, собирали грибы-ягоды, рыбачили, побывали в Эстонии, ездили в гости, особо туда, где была сауна, намотали сотни метров кинопленки. Кстати, по части сбора грибов Герман, как истинный сибиряк, мог дать фору нашим дамам — большим специалистам в этом виде тихой охоты. Я — так, на подхвате. Почему-то запомнилась такая картинка: солнечный денек, Гера сидит на опушке леса, сосредоточенно перебирает собранные грибы и каждый тщательно, почти с любовью вытирает о свои штаны. Все это было в Рузе, в оздоровительном комплексе Звездного городка, куда мы неоднократно и с огромным удовольствием ездили.
Это ведь были далекие времена информационного голода и когда еще считалось просто неприличным публично муссировать чьи-то семейные дела или описывать хоромы кого-то из сильных мира сего. И поэтому слухи, сплетни, чьи-то домыслы, кто-то что-то сказал, кто-то не так понял — все это было в ходу и будоражило московскую общественность. И особо, если это касалось космонавтов. Конечно же не осталась без внимания «желтой» прессы и такая колоритная фигура, как Герман. Чего только мы не наслышались за эти годы! А на деле мне приходилось множество раз наблюдать, с каким уважением, трепетно относился Герман к своей жене, к своим детям. Не единожды приходилось быть с ним в различных мужских компаниях, где мужики, чуть поддав, начинают, мягко говоря, критиковать своих жен. Герман, как правило, не поддерживал такие разговоры, и я ни разу не слышал, чтобы он сказал худое слово про свою Тамару. Хотя, конечно, как и в любой советской семье, у них всякое бывало, но фундамент их семейной крепости оставался прочен и незыблем. Память сохранила тихие московские вечера, когда мы со своими детьми собираемся за столом, который быстро накрывала Тамара, ведем тихие задушевные беседы (иногда даже заумные), обсуждаем наши житейские проблемы, иногда по нашей просьбе Герман читал стихи (если был в ударе и настроен лирически, то это у него получалось прекрасно).
