Мортон-стрит — одна из улиц Гринвич-вилледж, богемного района Нью-Йорка, недалеко от Хатсон-Ривер. Квартира Иосифа располагалась на первом этаже, что для Нью-Йорка было чрезвычайной редкостью и чем Иосиф гордился. Эта причудливая маленькая квартирка состояла из трех крохотных комнаток, вернее, даже из двух с половиной, потому что кухня, которая находилась в середине, была отделена от гостиной всего лишь аркой. Хотя существовал парадный вход с тремя ступеньками непосредственно со стороны Мортон-стрит, Иосиф предлагал гостям проходить в квартиру через миниатюрный треугольный дворик, который он считал своею собственностью.
Эта встреча была незабываемой. Наконец-то мы увиделись после десятилетнего перерыва. Мы обнялись. Выразить словами свои чувства после стольких лет разлуки было трудно.
Следом за нами пришел Миша Барышников. Я сделал несколько памятных снимков.
Иосиф подарил мне свою книжку с пьесой «Мрамор» и сделал на титульном листе надпись:
Борису Мессереру
Прочтите эту книгу, сэр,
Она не об СССР.
Иосиф Бродский
(День Красной Армии)
23 февраля 1987
Иосиф предложил Белле выступить в маленьком университетском городке Амхерст в Массачусетсе, в колледже, где он преподавал. Он назвал дату: 1 мая 1987 года.
А Миша Барышников пригласил нас на спектакль «Жизель», который он поставил с труппой «American Ballet Theatre» и который должен был состояться 21 марта в Лос-Анджелесе. Конечно, мы с удовольствием приняли приглашение, стараясь выстроить предстоящий нам маршрут выступлений таким образом, чтобы оказаться в Лос-Анджелесе в этот день. И действительно, нам это удалось, и мы попали на спектакль. Миша танцевал главную партию принца Альберта. Жизель танцевала Аманда Маккероу. Они были великолепны. Балет имел огромный успех: занавес открывали двадцать четыре раза! После спектакля мы с Беллой прошли за кулисы и поздравили Мишу и Аманду.
Когда я вспоминаю наши встречи с Мишей Барышниковым, то всегда удивляюсь исключительной широте его интересов. Уже значительно позже Миша подарил нам книгу фотографий, которые он сам сделал в оригинальной манере, с остроумным поэтическим посвящением:
Дарю соратникам по игу
в моем поселке изданную книгу.
Все в ней не в фокусе,
Как и в душе моей.
Ей-ей.
Белле и Борису с нежностью.
Ваш М. Барышников
2008
В «моем поселке» — в Нью-Йорке. Это характерно для Миши. Париж он называл Парижск.
Мы продолжили поездку по Америке, по различным университетам, пригласившим нас.
Лев Лосев предложил Белле выступить в Дортмундском университете, где он преподавал. Мы обговорили дату выступления. Лосев нам писал:
Милая Белла, Борис,
Я страшно рад, что вы сюда приедете. Вот ведь как удивительно, Белла, что Вы приедете сюда в аккурат в тот день, когда (30—31 год назад?) мы с Женей Рейном подсунули Вам записку под дверь Литинститута.
Впрочем, цель этого письма не сентиментальные излияния пожилого эмигранта, а подтвердить и уточнить наши переговоры.
Итак, мы ждем вас здесь из Оберлина 29-го. Выступление же будет 30-го. О вашей транспортировке — сюда и отсюда — договоримся по телефону.
Гонорар: 1000 долл. + расходы (транспорт, гостиница и проч.).
У Вас, наверное, есть опыт чтения перед нерусской публикой. Славинисты-то они славинисты, но на слух стихи воспринимают далеко не все. Поэтому хорошо бы хотя бы частично читать те, что существуют и в английском переводе. Ну а там, где нет перевода, пускай публика слушает то, что у нее называется «музыкой стиха». Единственная книга на английском, которую мне удалось найти в нашей библиотеке, это 69-го года, в пер. Даттона и Межакова-Корякина. Известны ли вам другие переводы на английский?
Я позвоню через пару дней в Нью-Йорк.
С днем рождения!
Ваш Леша[2]
7 апреля 1997 года
Утром 29 апреля мы прилетели и вместе с Лосевым поехали в Ганновер. Поселились в гостинице и вечером пошли на выступление Ирины Ратушинской. Ратушинская, хорошая поэтесса, имела в то время очень громкое имя как украинская правозащитница. Она провела тяжелое время в тюрьме, лишилась ребенка. Весь мир старался вызволить ее из советских застенков. Когда она выехала на Запад, то пользовалась большой популярностью и часто выступала с чтением стихов.
После выступления Ирины мы с ней, ее мужем Николаем Геращенко и Львом Лосевым пошли в ресторан, чтобы отметить наше знакомство. На следующий день утром попрощались с Ириной и Николаем, поехали в Дортмунд.
Вечером состоялось выступление Беллы в Дортмундском университете. Приветственные слова сказал Лосев. Переводил стихи Франк Рив — наш друг и переводчик книги Беллы «The garden», которая вышла в Америке в это время. Франк со своей супругой жил в Вермонте, в доме, находившемся рядом с домом Солженицыных, в нескольких милях от Дортмунда, они были непосредственными соседями. По этому поводу я сострил по-английски, что Франк живет с Александром Исаевичем «fence to fence» вместо привычного английского «face to face».
Мы познакомились с юными сыновьями Солженицына Игнатом и Ермолаем и их бабушкой, матерью Натальи Дмитриевны. Александра Исаевича и Натальи Дмитриевны на вечере не было. Вечер прошел с очень большим подъемом.
Этой же весной Лосев написал стихотворение, посвященное Белле, — к ее дню рождения:
POETRY MAKES NOTHING HAPPEN[3]
Белле Ахмадулиной
«Ничто осуществляется в стихах» —
Двусмысленная фраза Элиота.
Или еще: «Как птица для полета,
Так создан человек для ничего…».
Был вечер. Рейн болтал о пустяках.
Была весна. Я был юнец. Забота
не омрачала душу и чело.
Я притащил в Москву магнитофон,
но, видно, зря я пленкой запасался,
не там Ваш слабый голос записался,
его иной притягивал магнит.
В пути, в больнице, много раз потом
Я все за эту запись опасался,
Все проверял — хранит ее? Хранит.
Как кружевом обводят пустоту,
Как плотный воздух наполняет парус,
Как наполняет слух молчанье пауз,
Так действует и Ваше ремесло.
И я читаю, нет, точнее, чту,
Как тридцать лет назад мне повезло
ничто, и вспоминаю, улыбаясь,
Как тридцать лет назад мне повезло.
Как тридцать лет назад мне повезло.
Утром Лосев отвез нас на своей машине в Амхерст, в дом профессора Slavic department Джин Таубмен и ее мужа. Там нас уже ждал журналист местной газеты. Мы дали два коротких интервью.
