— Да, мадам, — сказал я, — и мой отец, которого звали Гаэтано, был из Пармы.
— Что я слышу? Что я вижу? Я обожала вашего отца. Без основания приревновав, он покинул меня. Не будь этого, вы были бы моим сыном. Позвольте, я вас поцелую как мать.
Я ждал ее. Из страха, что она упадет, я не отпрянул назад, и она вручила мне свой нежный сувенир. Всегда комедианка, она поднесла свой платок к глазам, делая вид, что утирает слезы, и говоря, что я не должен сомневаться в ее словах, несмотря на то, что по ней не видно, что она настолько стара. Она сказала, что единственным недостатком моего отца была неблагодарность, и она могла увидеть тот же недостаток у его сына, поскольку, несмотря на все любезные предложения, которые она мне делала, ноги моей больше у нее не было.
Располагая кошельком, полным золота, я решил покинуть Мантую ради удовольствия повидать мою дорогую Терезу, донью Лукрецию, Пало, отца и сына, дона Антонио Казанова и всех моих старых знакомых, но мой Гений воспротивился моему проекту. Я решил уехать через три дня, если мне не придет в голову пойти в оперу.
Те два месяца, что я провел в Мантуе, могу сказать, что жил разумно, за исключением глупости, которую позволил себе в первый день. Я рассудил, что этот единственный случай дал счастливый результат, потому что потеря здоровья принудила меня соблюдать режим, страхуя меня, быть может, от других несчастий, которые бы со мной случились, если бы я не был озабочен восстановлением здоровья.
Я еду в Чезену, чтобы завладеть сокровищем. Я поселяюсь у Франсиа. Его дочь Жавотта.
1748
В опере ко мне подошел молодой человек, который ни с того ни с сего вдруг говорит мне, что я как иностранец напрасно не иду посмотреть кабинет натуральной истории его отца Антонио де Капитани, комиссара и начальника пушек. Я отвечаю, что если он будет добр взять меня с собой от гостиницы Сен-Марк, я исправлю свою ошибку, и закончил, выразив свое сожаление. В этом комиссаре пушек я нашел оригинала из самых странных. Редкости в его кабинете состояли из генеалогических атрибутов его фамилии, книг по магии, мощей святых, допотопных монет, модели Ноева ковчега, нескольких медалей, одна из которых была Сезостриса, а другая — Семирамиды, и старинного ножа странной формы, изъеденного ржавчиной. Под ключом хранились франк-масонские принадлежности.
— Скажите, — обратился я к нему, — что общего между натуральной историей и этим кабинетом, потому что я не вижу здесь ничего, что относилось бы к трем царствам[55].
— Разве вы не видите здесь вещей от царства допотопного, от Сезостриса и от Семирамиды?
При этом ответе я его обнял, и затем он излил свою эрудицию на все, что там было, кончив тем, что сказал, что ржавый нож — это тот, которым святой Петр отсек ухо Малху.
— Вы владеете этим ножом, и вы не богатейший человек?
— Каким образом мог бы я разбогатеть, обладая этим ножом?
— Двумя способами. Первый — вы завладеваете всеми сокровищами, которые спрятаны в землях, принадлежащих церкви.
— Естественно, потому что святой Петр имеет от них ключи.
— Господь их ему передал. Второй — продать его самому Папе, если у вас есть квитанции, подтверждающие аутентичность.
— Вы хотите сказать — хартия. Без этого я бы его не купил. У меня все это есть.
— Тем лучше. Папа, чтобы получить этот нож, сделает, я уверен, вашего сына кардиналом; но он захочет иметь также и ножны.
— У меня их нет; но они и не нужны. В любом случае, я могу заказать их изготовить.
— Нужны те, в которые святой Петр вложил свой нож, когда Господь ему сказал: «mitte gladium tuum in vaginam».[56]
Они существуют, и они в руках у того, кто может их вам продать за хорошую цену, если вы не захотите продать ему нож, потому что ножны без ножа ему незачем, как и вам нож без ножен.
— Во сколько мне обойдутся эти ножны?
— В тысячу цехинов.
— И сколько он мне даст, если я захочу продать ему нож?
— Тоже тысячу цехинов.
Комиссар, очень удивленный, посмотрел на своего сына и спросил, думал ли тот, что ему кто-то предложит тысячу цехинов за этот старый нож. Говоря так, он выдвигает ящик и развертывает папирус, исписанный по-еврейски, с рисунком ножа. Я изображаю восхищение и советую ему купить ножны.
— Нет необходимости ни в том, чтобы я покупал ножны, ни в том, чтобы ваш друг купил нож. Мы можем поделить сокровище пополам.
— Отнюдь нет. Авторитеты требуют, чтобы собственник ножа in vaginam [57] был один. Если Папа будет такое иметь, он сможет, путем известной магической операции, отрезать ухо у любого христианского короля, который попытался бы посягнуть на права Церкви.
— Это интересно. На самом деле евангелие говорит, что святой Петр отрезал у кого-то ухо.
— У короля.
— Ох! Не у короля.
— У короля, я вам говорю. Проверьте, не означает ли слово Малх или Мелк — король.
— И если я решу продать мой нож, кто мне даст тысячу цехинов?
— Я. Пятьсот цехинов завтра звонкой монетой и другие пятьсот заемным письмом с отсрочкой на месяц.
— Это надо обговорить. Окажите мне честь прийти завтра откушать с нами макарон, и мы поговорим под секретом об этом важном деле.
Я принял приглашение и пришел. Он мне сказал, что, во-первых, он знает, где имеется клад в пределах Папского государства, и во-вторых, он решил купить ножны. Понимая, что он не поверит мне на слово, я достал из кармана кошелек и показал ему пятьсот цехинов, но он ответил, что сокровище стоит миллионы. Последовала серия мимики и жестов.
— Не интересуетесь ли вы, — говорит он, — серебряной посудой, но с блюдами работы Рафаэля?
— Господин комиссар, вы замечательный сеньор. Глупец бы подумал, что это обыкновенный фаянс.
— Один очень обеспеченный человек, — говорит он мне после обеда, проживающий в Папском государстве, владелец сельского дома, где он живет со всей своей семьей, уверен, что у него в погребе находится сокровище. Он написал моему сыну, что готов понести все расходы, необходимые для того, чтобы завладеть им, если найдется искусный магик, способный извлечь его из земли.
Сын достает из кармана письмо, из которого читает мне несколько абзацев, извиняясь за то, что не может дать мне его прочесть целиком из-за содержащихся в нем секретов; однако я успеваю разглядеть название города, откуда пришло письмо. Это Чезена.
— Я мог бы купить, — снова начинает комиссар пушек, — ножны в кредит, потому что у меня нет наличных денег. Вы ничем не рискуете, индоссировав мои векселя, потому что у меня есть имущество, и если вы знакомы с магиком, вы могли бы действовать в половинной доле с ним.
