5
Александр решил, что теперь как раз время уплатить солдатские долги. Он велел составить списки, кто сколько должен, чтобы выдать соответствующие суммы. Вначале только немногие записали свои имена, боясь, что Александр устраивает проверку, кому из солдат не хватает жалованья и кто слишком роскошествует. (2) Когда Александру доложили, что только немногие внесли свои имена в списки и что большинство скрывает свои долговые обязательства, он изругал солдат за их недоверчивость: и царь должен говорить только правду своим подданным, и те, кем он правит, не должны сомневаться в правдивости своего царя. (3) В лагере были поставлены столы и на них положены деньги; ведающим раздачей он приказал уплачивать долги каждого, кто предъявит долговое обязательство, не записывая больше имен. Солдаты положились на слово Александра, и то обстоятельство, что они остались неузнанными, было для них еще приятнее, чем избавление от долгов. Говорят, что войску было в тот раз пожаловано около 20 000 талантов.
(4) Роздал он разным людям и дары, разные в зависимости от их сана или доблести, обнаруженной в сражениях. Он увенчал золотыми венками людей, отличившихся своим мужеством: прежде всего Певкеста, прикрывшего его щитом; (5) затем Леонната, который тоже прикрыл его щитом, прошел всю войну с индами и одержал победу над оритами: во главе оставленного ему войска он одолел в бою восставших оритов и соседей их и, по-видимому, превосходно все уладил в их земле. (6) Затем увенчал он Неарха в награду за путешествие от земли индов по Великому морю, — он в это время уже прибыл в Сузы, — затем Онесикрита, кормчего корабля, на котором ехал царь, и еще Гефестиона и остальных телохранителей.
Пришли к нему сатрапы из новых городов и завоеванных земель; с ними прибыло около 30 000 юношей, вошедших в тот возраст, о котором Александр говорил, что это «потомки». У них было македонское вооружение и обучены они были македонским военным приемам. (2) Македонцев, говорят, раздосадовало их прибытие: они решили, что Александр принимает всяческие меры к тому, чтобы не так уж нуждаться в македонцах. Великой печалью было для них видеть на Александре мидийскую одежду; заключение браков по персидскому закону пришлось многим не по душе, в том числе и некоторым женихам, хотя они получили высокую честь оказаться наравне с царем. (3) Огорчало их и то, что Певкест, сатрап Персии, перенял и персидский наряд, и персидский язык на радость Александру, с удовольствием глядевшему на это превращение в варвара; огорчало и то обстоятельство, что конные бактрийцы, согды, арахоты, заранги, арии, парфяне, а из персов так называемые эваки были зачислены по лохам в конницу «друзей» (выбирали тех, кто выдавался знатностью, красотой или другими достоинствами). (4) Из них образовали пятую гиппархию, не целиком, правда, из азийцев, но так как вся конница была увеличена, то в нее набирали и варваров. К агеме причислили Кофета, сына Артабаза, Гидарна и Артибола, сыновей Мазея, Сисина и Фрадасмана, детей Фратаферна, сатрапа Парфии и Гиркании, Итана, сына Оксиарта, брата Роксаны, Александровой жены, Айгобара и его брата Мифробая; начальником был поставлен бактриец Гистасп. (5) Всем дали вместо варварских метательных копий македонские копья. Все это огорчало македонцев, так как свидетельствовало о том, что Александр склоняется в душе к варварам, а македонские обычаи и сами македонцы у него в пренебрежении.
Александр велел Гефестиону вести большую часть пехоты к Персидскому морю, а сам посадил на суда (флот его прибыл в Сузиану) щитоносцев, агему и небольшой конный отряд «друзей» и вместе с ними стал спускаться по реке Эвлею к морю. (2) Недалеко от ее устья он оставил большинство пострадавших судов, а сам с наиболее быстроходными судами выплыл из Эвлея в море, направляясь к устью Тигра. Остальные же его суда были отведены вниз по Эвлею до канала, прорытого от Тигра к Эвлею, и по этому каналу переправлены в Тигр.
(3) Между Тигром и Евфратом заключена срединная часть Ассирии (поэтому местные жители и называют эту страну Междуречьем). Тигр протекает по местности, которая гораздо ниже, чем область, где течет Евфрат; он принимает в себя множество каналов из Евфрата, а кроме того, множество притоков. Они значительно прибавляют ему воды, и, приняв их, он течет уже полноводной рекой, через которую, вплоть до самого се впадения в море, нигде нельзя перейти, так как на орошение вода из него не уходит вовсе. (4) Суша здесь выше воды; река не растекается по каналам и не впадает в другую реку, а наоборот, принимает в себя ряд притоков; оросить из нес землю нигде невозможно. (5) В Евфрате вода стоит гораздо выше; всюду она вровень с берегами; от реки проведено много каналов; в одних вода не пересыхает, и население обоих берегов берет оттуда воду, другие прокапывают на то время, когда есть особая нужда в воде для орошения земли: дождей там бывает мало. Поэтому в Евфрате уже недалеко от впадения в море воды мало: и в устье своем он совсем илист и мелок.
(6) Александр, проплыв вдоль побережья Персидского залива расстояние между устьями Эвлея и Тигра, поднялся по Тигру до самого лагеря, где Гефестион расположился со всем войском. Отсюда отплыл он в Опиду, город на Тигре. (7) Поднимаясь по реке, он угладил ее течение, велев уничтожить все плотины и шлюзы, сделанные персами, чтобы враг, сильный флотом, не смог проникнуть в их страну с моря. Придумано это было потому, что персы не были народом мореплавателей. Частые шлюзы делали плавание вверх по Тигру затруднительным; Александр же сказал, что те, кто силен оружием, не нуждаются в подобных хитростях. С легкостью разрушая эту усердную работу персов, Александр не заботился о собственной безопасности: он на деле доказал, что ставит ее ни во что.
Прибыв в Опиду, он собрал македонцев и заявил, что он увольняет солдат, негодных к военной службе по старости или по увечьям; он отошлет их на родину и даст каждому с собой столько, что дома земляки будут им завидовать, а другие македонцы загорятся желанием взять на себя их труды и опасности. (2) Александр рассчитывал, что македонцы обрадуются его словам. Они же, решив, что Александр их уже презирает, считая вообще негодными для военного дела, обиделись — и не без основания — на эту речь Александра. Во всем войске вообще было много недовольных: македонцев раздражала и персидская одежда царя, говорившая о том же, и наряд варваров-эпигонов, придавший им обличье македонцев, и зачисление иноплеменных всадников в отряды «друзей». (3) Солдаты не выдержали и закричали — пусть он уволит всех и воюет вместе со своим отцом: это был насмешливый намек на Аммона. Александр, услышав это (стал он в то время уже раздражительнее и, привыкнув к варварской угодливости, относился к македонцам не с прежним благодушием), соскочил с трибуны вместе с другими военачальниками, приказал схватить явных смутьянов и подстрекателей и сам рукой указал щитоносцам, кого надо взять. Взяли человек 13. Александр приказал вести их на казнь. В испуганной толпе воцарилось молчание, и Александр, снова поднявшись на трибуну, сказал так:
