Имя Лангфельдта и все куски текста, в которых он упоминался, были сохранены. Книга «По заросшим тропинкам» вышла в том виде, в котором писатель хотел ее видеть.
Мария Гамсун вспоминала, что у нее было ощущение, будто ее муж заключил с Богом договор: он не уйдет из жизни, не увидев напечатанных «По заросшим тропинкам». Так оно и случилось...
* * *
4 августа 1949 года Гамсуну исполнилось девяносто лет.
Поздравлений он получил множество, но многие газеты писали о нем как о предателе родины. Некоторые средства массовой информации просто предпочли о Гамсуне и его юбилее не вспоминать.
Однако в мире о Гамсуне и его книгах помнили. Так, в 1951 году ему было предложено принять звание рыцаря ордена Марка Твена. Из скандинавов такой чести удостаивались только двое – Сельма Лагерлёф и Ян Сибелиус.
В эти дни много говорили о наследстве Гамсуна и считали его деньги. Но писатель уже все уладил – при помощи Сигрид Стрей.
Он разделил свое имущество поровну между всеми детьми, включая и дочь от первого брака.
Он уже выплатил причитающееся ей наследство до войны, но после всех пережитых событий передумал и написал Виктории:
«Дорогая благословенная Виктория!
Ты была так добра и так терпелива со мной все это время, и все ждала и ждала... Послушай теперь меня, будь добра. Много лет тому назад ты получила кое-что от меня. Это было давно, и сумма была маленькой, но в те времена это было правильно, потому что я мало получал тогда. С тех пор я стал зарабатывать больше, и все доставалось твоим братьям и сестрам, а ты не получала ничего. Теперь ты будешь наследовать мне наравне со своими сводными братьями и сестрами, ты будешь включена в мое завещание, над которым я сейчас работаю... Я хочу поблагодарить тебя, дорогая Виктория, за то, что ты никогда не напомнила мне, что другие получили больше тебя, ты никогда не сказала мне ни единого слова, ни единого звука. Бог благословит тебя за это! Ты получишь причитающуюся тебе часть, как и остальные твои братья и сестры».
Нёрхольм, как и планировалось ранее, перешел Арильду [186] .
Суд согласился с адвокатом, и Виктория выиграла дело. С тех пор она и ее дети по праву могут пользоваться процентами от акций «Гюльдендаля» и отчислениями за авторские права на книги Гамсуна.
* * *
Гамсун отпраздновал юбилей в августе 1949 года, а в конце сентября вышла долгожданная книга «По заросшим тропинкам».
Сигрид Стрей написала Григу уже 29 сентября:
«Большое спасибо за книгу. Я тут же стала читать, и прерваться мне было трудно. Она меня просто заворожила, больше чем какая-либо другая книга. Быть может, это потому, что я все знаю о деле Гамсуна, потому, что я видела его в больнице, в доме для престарелых и в суде. Когда я читаю, я как будто слышу его голос.
Я читала рецензии в «Афтенпостен», «Верденс Ганг» и «Дагбладет». Они должны преклониться перед его гением. И никто не отреагировал отрицательно на выход книги, совсем наоборот. Я очень рада, что к издательству не будет никаких претензий.
И еще я очень надеюсь, что продаваться книга будет хорошо, ведь семье так нужны деньги».
В Нёрхольме выход книги восприняли с радостью. Арильд читал отцу рецензии из газет, и тот был очень доволен.
Первоначальный тираж «По заросшим тропинкам» составил всего 5 тысяч экземпляров и, как только он поступил в продажу, был тотчас распродан. Так началось триумфальное шествие последней книги Гамсуна, которая и по сей день издается большими тиражами по всему миру.
Остаться к ней равнодушным невозможно.
* * *
«Выпустив эту книгу, – писал Туре Гамсун, – Кнут Гамсун сказал свое последнее слово как писатель. Поставленная им точка была звездой в его долгой литературной жизни и борьбе. Теперь на него снизошел покой вечерних сумерек – ему оставалось только следовать за течением дней» [187] .
С возрастом Гамсун стал мягче и научился признавать свои ошибки. В письме к Виктории есть такие слова: «Я научился в старости признавать истину, что всё, что Бог ни делает, к лучшему. И надо сказать, что не слишком-то рано познал эту истину».
Он смог примириться не только с собой, но даже с Марией – во многом благодаря детям и ради них.
В апреле 1950 года он неожиданно попросил Арильда послать Марии, которая, отбыв двухлетний срок в тюрьме, жила в то время у Туре в Осло, телеграмму с просьбой приехать домой в Нёрхольм.
Мария немедленно приехала и ухаживала за своим старым мужем вплоть до его смерти двадцать месяцев спустя в возрасте девяносто одного с половиной года.
«Нам не нужно было больше запирать ворота, редко кто заходил к нам теперь, – писала Мария Гамсун. – Но если приходили, то приветливость Кнута распространялась и на гостя. В его кузнице больше не пылал огонь, не раскалялось докрасна железо; дрожащие нервы, неистовый нрав становились спокойнее. К нему возвращалось человеческое тепло, терпимость ко всем человеческим проявлениям.
...Кнут все еще без труда поднимался и спускался по лестнице и садился вместе с нами за стол. Уклад жизни в доме никогда не нарушался, и потому за завтраком он сидел один в столовой. Перед ним лежали хлеб, масло, сыр, варенье – как обычно, на протяжении сорока лет. Теперь из меню были исключены яйца, он больше не мог одолеть яйцо, сваренное в мешочек. На плите стоял кофейник, налить себе кофе давалось ему с трудом, но он не хотел сдавать последних позиций.
Так было заведено, когда он был писателем. Никто и ничто не должно было беспокоить его по утрам, ему нужно было излить за письменным столом еще свежие мысли и идеи, пришедшие ему на ум ночью.
Завтрак в одиночестве сохранился на всю жизнь.
Но потом мы заметили, что он почти ничего не ест: со стола исчезали лишь немного хлеба и варенье. Оказалось, он таким образом экономил в это трудное время. "Ты ведь должен выплачивать проценты, Арильд!” – говорил он. Сам же он никогда не платил никаких процентов.
Мы намазывали хлеб маслом и несли ему. Он начинал ворчать что-то про «транжирство ради старика». Мы следили за тем, чтобы он съедал все, иначе он экономил еще и на рыбе с мясом. "Пусть это достанется детям!” – неизменно повторял он.
Он был вынужден экономно расходовать кофе. И здесь обстоятельства были на его стороне. На праздники мы всегда получали из Швейцарии пачку превосходного кофе. Ее присылал неизвестный нам читатель Гамсуна; он единственный из тысяч старых читателей, кто посылал Кнуту кофе! Имя его было Фриц. Еще из Америки приходила посылка с лучшим на этом континенте кофе, она была словно дар небес. Ее присылал совершенно неизвестный нам человек по имени Тённес.
В итоге, когда Кнут отказывал себе в еде, он по-прежнему охотно брал маленькую кружку, в которую я наливала ему кофе. При этом он пытался шутить, и, вероятно, это была его последняя шутка: "Это кофе от твоего Тённеса или от моего Фрица?”
Теперь, когда он перед многим смирился, ему пришлось смириться еще и с тем, что он не мог заставить других слушать себя. А между тем он, в отличие от меня, встречал многих, кто просто не всегда умел это делать.
Он терпеливо сносил все неудобства, когда я садилась возле него и пыталась читать ему в левое ухо «Агдерпостен». Что-нибудь коротенькое, никаких длинных статей, только местные новости. Через события в мире я перескакивала.
Он говорил: «Не знаю, хорошо ли это, что я возвращаюсь к мелочам жизни. Я обращался к Богу. И мне кажется, Он немилостив ко мне».
...Однажды пришло письмо от Туре. Распахнув окошко, я крикнула: "Эсбен, Эсбен, беги скорее к дедушке и скажи ему, чтобы он поднялся в дом, он сидит под золотым дождем!”
Туре писал нам, что немецкий издатель, доктор Вальтер Лист, приехал в Осло и охотно желал бы посетить Нёрхольм, чтобы поприветствовать Гамсуна и обсудить с ним продолжение издания его книг в Германии. Мне пришлось несколько раз крикнуть эту новость Кнуту, прежде чем он понял, о чем речь.
