Борис Хотимский - Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе

Объявляем бывшего главнокомандующего Муравьева, бежавшего сегодня из Казани в Симбирск вместе с народными деньгами, безумным провокатором, изменником революции. Никакой войны Германии Советы не объявляли, о чем он всюду благовестит… Ввиду этой измены, всем соприкасающимся с ним вменяется в обязанность на место пристрелить его, как бешеную собаку — врага Советской России. Меры к изоляции Симбирска приняты.

Революционный военный совет…»

Совет Народных Комиссаров специальным декретом за подписью В. И. Ленина:

«…Муравьев сбежал из штаба Революционного военного совета в Симбирск и отдал по всем войскам приказ повернуть против немцев, которые будто бы взяли Оршу и наступают на нас. Приказ Муравьева имеет своей предательской целью открыть Петроград и Москву и всю Советскую Россию для наступления чехословаков и белогвардейцев. Измена Муравьева своевременно раскрыта Революционным военным советом…

Сим объявляется по войскам, по Советам и всем гражданам Советской республики:

1. Немцы нигде на нас не наступают, на немецком фронте все спокойно.

2. Всякие призывы к наступлению на немецком фронте являются провокацией и должны караться расстрелом на месте.

3. Бывший главнокомандующий… левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте…»

В комнате № 4 собралась большевистская фракция — здесь будет заседать губисполком. А в соседних — № 3 и № 5 — расположилась засада: сто двадцать верных бойцов.

— Товарищ Спирин, — обратился Иосиф Михайлович к коменданту, — откройте кладовую, выдайте все пулеметы… Установите их в третьей и пятой комнатах. А также в зале, через который проходят в четвертую комнату.

Установленные в зале пулеметы накрыли колпаками от пишущих машинок «Ундервуд», чтобы не насторожить проходящих.

Стеклянную часть двери четвертой комнаты завесили газетой, но уголок оставили открытым — вроде по небрежности…

Иосиф Михайлович отдавал последние распоряжения:

— В случае чего — пускай Муравьев явится даже с полусотней — никого не выпускать. Вплоть до… Короче, если потребуется, открывайте пулеметный огонь. Чтобы ни один отсюда не ушел.

— Так ведь и вы под огнем окажетесь.

— Повторяю! Чтобы ни один не ушел!

Он проверил, заряжен ли наган, приоткрыл ящик председательского стола — убедился, что «лимонка» на месте, под рукой, на случай…

Исполнительный Медведь доложил, что все готово. В зале и и комнатах с засадой выключили свет.

Теперь — ждать. Самое томительное…

Наконец послышались шаги, множество шагов. Дверь распахнулась, первым вошел Муравьев, в белом кителе, бодрый, бравым солдатским шагом — ать-два, ать-два! За ним — адъютанты и ординарцы, Клим Иванов, прочие левые эсеры — почти вся фракция.

— А, товарищ Варейкис! — Муравьев подмигнул весело, как ни в чем не бывало. — Рад снова видеть вас. А помните, как мы с вами на Украине воевали?

Понимай как знаешь: то ли вместе против общего врага, то ли меж собой… Не отвечая на заигрывание главкома, Иосиф Михайлович обратился ко всем:

— Рассаживайтесь, товарищи. Теперь все в сборе, кворум есть. Предлагаю не тянуть и начать. А то час поздний.

Муравьев уселся, закинул ногу на ногу, поправил кобуру маузера, положил левую ладонь на эфос шашки, хоть портрет с него пиши. Неторопливо обвел всех взглядом, в глазах — уверенность победителя.

А вот у Клима Иванова лицо встревоженпое, все время озирается, явно неуютно ему. Неужели что нибудь заметил, проходя через зал? Да, похоже, что-то заподозрил. Вот обратился — не к председательствующему, а как бы ко всем:

— Может, перейдем в другую комнату? А то… тесновато здесь.

— В тесноте, да не в обиде, — отшутился Иосиф Михайлович и, не давая опомниться: — Не будем терять времени. Заседание губисполкома объявляю открытым. Вы знаете, товарищи, положение дел на фронте не может не вызвать беспокойства. Поэтому мы и пригласили сюда главнокомандующего. Предоставляю ему слово для сообщения.

Не снимая левой руки с эфеса шашки, Муравьев поднял правую, как бы требуя внимания.

— Прежде всего, — начал он торжественным тоном, — я должен подтвердить наш лозунг: вся власть — Советам! Но — без большевиков.

— Спокойно! — предупредил Иосиф Михайлович зашумевших товарищей. — Дайте главкому высказаться.

— Да, без большевиков! — продолжал тот. — Потому что Совнарком, возглавляемый Лениным, продал Россию германцам. За сколько — не знаю…

Опять шум, и опять Иосиф Михайлович вынужден вмешаться:

— Где ваша выдержка, товарищи? Продолжайте, Муравьев. И по возможности не отклоняйтесь от повестки. Ближе к делу.

— Ближе некуда! Я обвиняю большевиков в том, что они продали нас германскому империализму. Они поссорили Россию с боевыми союзниками по общей борьбе против кайзера. Все это имеет самое прямое отношение к положению на фронте, о котором я докладываю…

Снова и спова приходилось Иосифу Михайловичу сдерживать нетерпеливых, призывать к порядку. И с каждым разом это становилось все труднее, ибо все труднее было сдерживаться самому.

— Я объявляю прекращение гражданской войны! — витийствовал главком. — Я объявляю гражданский мир! И объявляю всенародную войну против германского империализма, до победного конца! Я призываю весь русский народ прекратить междоусобицу и повернуть штыки против Германии. Я сам поведу наши доблестные войска. Я освобожу Украину и спасу Россию!.. Сейчас мы создали Поволжскую республику. Следующий этап — создание центрального Российского народного правительства…

— В каком составе? — спросили с места.

— В надлежащем составе, — ответил Муравьев. — Новое правительство возглавят левые эсеры. Но все, кто какочет быть с нами, тоже смогут войти туда. А тех, кто против нас, революционный народ сметет со своего пути! Хочу предупредить, что никакого сопротивления мы не потерпим!..

Тут поднялось нечто невообразимое. Один аплодировали, другие стучали кулаками, многие требовали слова. Надо было овладеть положением, утихомирить страсти, во что бы то ни стало. И в то же время нельзя было оставить без ответа беспрецедентную выходку главкома. Иосиф Михайлович вдохнул побольше воздуха и, перекрывая все прочие голоса, зычно крикнул:

— Ти-хо! Сейчас же прекратите! Здесь заседание губисполкома, а не Новгородское вече! Высказываться по одному! Предоставляю слово…

Даже не верилось, что удалось наладить ход заседания. Хотя в любую минуту он мог вновь разладиться. Председатель давал слово попеременно то большевикам, то левым эсерам.