Стремительное превращение Московского княжества в единое общерусское государство выглядело почти как чудо. И чудо это вызвало у «книжных» людей того времени желание задуматься не только о корнях и особой миссии Московского княжеского дома, но и относительно генерального смысла существования новой державы. Их размышления породили несколько оригинальных идей. Притом великокняжеские игры с генеалогией оказались намного бледнее и бесхитростнее того, что высказали церковные интеллектуалы.
Московская Русь начала понимать, что она уже не задворки христианского мира. Эта мысль родилась в церковной среде, впервые ее сформулировали ученые монахи-иосифляне в начале XVI века.
Незадолго перед тем произошли события, ошеломительные и для Русской церкви, и для всех образованных людей нашего отечества, и для политической элиты Руси. Во-первых, благочестивые греки «оскоромились», договорившись с папским престолом об унии в обмен на военную помощь против турок. Митрополит Исидор — пришедший на Московскую кафедру грек, активный сторонник унии — попытался переменить религиозную жизнь Руси и очутился под арестом, а потом едва унес ноги из страны. Во-вторых, Русская церковь стала автокефальной, то есть независимой от Византии. В-третьих, в 1453 году пал Константинополь, казавшийся незыблемым центром Православной цивилизации. И всё это — на протяжении каких-то полутора десятилетий. А затем государь Иван III превратил крошево удельной Руси в Московское государство — огромное, сильное, небывалое по своему устройству.
Тогда и появилась книга «Русский Хронограф», составитель которой обозначил место Руси в Православной цивилизации.
В исторической литературе Древней Руси было два основных жанра. Во-первых, всем известная летопись, содержавшая сведения о прошлом Руси. Во-вторых, хронограф — едва ли не более популярный у современников жанр, рассказывающий о прошлом всего мира.
Древнейшие русские хронографические памятники — «Хронограф по великому изложению» и другие — включали известия по ветхозаветной истории, евангельский сюжет, кое-какие сведения об античных державах, а также биографию мировой христианской общины. Последняя представлялась в виде череды правлений православных монархов, но далеко не всех. В центре внимания была Византийская империя, затем Болгария и Сербия. Западные державы, в религиозном отношении подчиненные Риму, существовали там лишь в «фоновом режиме», на задворках повествования. Что же касается Руси, то она вообще не фигурировала в ранних хронографах. Причина проста: информацию по всемирной истории наши книжники брали из византийских и сербских источников. А для Византии и Сербии Русь была на периферии интересов, в исторических сочинениях о ней писали мало. Между тем в отечественной исторической мысли на протяжении многих столетий не возникало идеи вписать свою землю и свой народ в судьбу мирового христианства. Отчасти это можно объяснить относительной молодостью Руси как христианской страны. Отчасти же наших книжников завораживал прекрасный мираж Царьграда, который долгое время воспринимался как величайший культурный центр мира. Было очень трудно осознать себя чем-то самостоятельным, пребывая в тени величественной Византии. В период же ордынского ига и удельной раздробленности требовалось незаурядное умственное усилие, чтобы вообще помыслить страну как единое целое. Осознание того, что Русь и в творческом, и в культурном, и, конечно, в политическом отношении достойна находиться в компании великих православных царств, пришло нескоро.
В более поздних хронографах, составленных русскими книжниками, известия, взятые из русских источников, например, из летописей, уже использовались, но крайне редко, да и то в основном как материал по истории Византии. Вот древние русы идут на Царьград, и наш историк с печалью повествует о их беззаконной жестокости… Русь в хронографах выглядела далеким северным отблеском великой Православной цивилизации. Не более того.
В свою очередь, летописцев очень мало интересовало всё, находящееся за пределами Руси. Поэтому летопись до начала XVI века нередко несла отпечаток своего рода культурной провинциальности. История Руси была представлена в ней с необыкновенной тщательностью, но сама мысль соединить летописание и хронографию, вписать Русь как активно действующий субъект в историю Православного мира созревала крайне медленно.
Буря событий, произошедших в середине — второй половине XV века, послужила катализатором.
«Русский Хронограф» составлялся, скорее всего, в Иосифо-Волоцком монастыре, между 1516 и 1522 годами. Предположительно его творец — Досифей Топорков, племянник и ученик преподобного Иосифа Волоцкого. Он являлся убежденным и весьма деятельным иосифлянином, прославился как крупный церковный писатель, великий знаток книжного слова.
Чтобы получить представление о «Русском Хронографе», надо переплести пальцы правой и левой руки, а потом крепко сжать их. Именно так перемежаются в нем известия мировой и древнерусской истории. Собственно русские известия начинаются со времен Рюрика и первых Рюриковичей — ближе к концу памятника. Но в дальнейшем они присутствуют постоянно и в значительном объеме.
Более ранние хронографы представляют собой набор известий, без особого порядка выписанных из разных источников и собранных подобно нестройной толпе на вечевом «митинге». «Русский Хронограф» — совсем другое дело. Досифей Топорков проводил тщательную литературную обработку его статей, добиваясь единого стиля, гармоничного звучания текста.
На протяжении всего периода с начала XIII и до конца XV столетия повествование о событиях, случившихся в Северо-Восточной Руси, проходит под чередующимися заголовками: то «Великое княжение Русское», то «Великое княжение Московское». В начале XVI века всем ясно: ведущей политической силой на Руси является государь Московский, прямой наследник древних князей владимирских, в частности, знаменитого Всеволода Большое Гнездо. Конечно, существуют еще независимая Рязань и Литовская Русь, но Москва первенствует. Однако в неменьшей степени ясно и другое: ни в XIII столетии, ни в первые десятилетия XIV века она политическим лидером всех русских земель не была.
Таким образом, составитель хронографа показывает: история блистательного ожерелья северных русских городов была преддверием триумфа Москвы и ее великих князей. В 70-х годах XV столетия, при Иване III, возник Московский летописный свод, четко сформулировавший точку зрения государей московских на русскую историю. Он оказал столь сильное влияние на всю последующую историческую мысль России, что даже сейчас авторы учебников, не осознавая того, плывут порой по фарватеру, открытому летописцами Ивана III… В 1495 году появился сокращенный летописный свод, уходящий корнями в этот монументальный памятник. Его-то и использовал Досифей Топорков как главный источник знаний по истории Руси.
