Сборник статей - Россия и США: познавая друг друга. Сборник памяти академика Александра Александровича Фурсенко / Russia and the United States: perceiving each other. In Memory of the Academician Alexander A. Fursenko / Russia and the United States: perc

Ознакомительная версия.

Он усматривал причины этого в «существовании крайне противоречивой ситуации, при которой значительное число пережитков старого режима сочетается с определенным общим направлением к модернизации». Вот как описывал он эту ситуацию на ее «человеческом уровне»: «Прежняя номенклатура в правительственных центральных и местных организациях, как и в различных хозяйственных структурах, государственных, полугосударственных и частных, была удачно интегрирована в новую систему, принявшую более либеральное управление. Она получила также новую силу, а это открыло путь для массовой коррупции».[29]

Падение Берлинской стены в 1989 г. и последовавшие за этим перемены в Центральной и Восточной Европе представлялись А. А. драматическими, но в отличие от знаменитого Фукуямы он видел в этом конец не истории, а старого мирового порядка. Порядок этот был разрушен распадом Советского Союза. «Империя, создававшаяся веками, перестала существовать», – таков был один из вердиктов истории. «Политическое окружение России весьма нестабильно, – продолжал А. А. – В каком государстве мы живем? Оно называется “Содружеством независимых государств”. Россия только одно из них». Роль «Содружества» была для него «не совсем ясна», и «предсказывать, сколько оно просуществует», он не считал возможным. «Тенденции к распаду очень сильны, – подчеркивал А. А. – Тенденции к разъединению очень сильны, они существуют даже внутри Российской Федерации в различных ее регионах – Татарстане, Чечне, Якутии и т. д.».[30] Как показало последовавшее двадцатилетие, это тревожное профессиональное предвидение оказалось оправданным.

«Развод» между Россией и тремя прибалтийскими республиками не был «дружественным», – констатировал А. А., подробно разбирая в качестве «примера» этого положение, сложившееся в Эстонии. 40 % населения Эстонии составляли русские, указывал он. Большинство их было сосредоточено в северо-восточной части страны, граничащей с Россией, и не хотело покидать независимую Эстонию с ее более высоким жизненным уровнем. Поэтому многие русские в Эстонии, как и в Латвии, Литве, на Украине, проголосовали за независимость республик, в которых они жили. Но их права стали предметом разногласий между этими республиками и правительством Российской Федерации. В экономике Эстонии А. А. усматривал вызванные этими разногласиями и ее независимым существованием трудности. В советской Эстонии летом отдыхало много ленинградцев. Объявление самостоятельности воспрепятствовало этому, и 90 % эстонских курортов пустуют, отмечал А. А., сам многолетний завсегдатай Усть-Нарвы. С помощью иностранных займов и инвестиций Эстонии удавалось сохранить экономический баланс, однако это происходило при драматическом падении общего национального продукта и значительном увеличении безработицы, особенно в населенных русскими районах с более развитой промышленностью. В Нарве со стотысячным населением потеряло, по его сведениям, работу десять тысяч человек. А. А. видел причины внутриполитических трудностей в независимой Эстонии и ее неминуемого конфликта с Россией в том, что по новым эстонским законам лица, не знавшие эстонского языка (это относилось в первую очередь к многочисленным переселенцам в Эстонию после войны), не получали прав гражданства. Он ссылался на то, что ельцинская администрация испытывает сильное давление в поддержку компатриотов со стороны русских национально-патриотических сил. К этому следует добавить, что в 1994 г., по всей вероятности, еще не получили известности решительные шаги Ельцина, предпринятые им во имя независимости прибалтийских республик в 1990 г., а во второй половине 1990-х и в 2000-х гг. оправившаяся экономически Эстония вела себя по отношению к России без особенной учтивости.[31]

Исторический момент, который отражал в своем докладе А. А., характеризовался конфликтами в бывших союзных республиках вокруг их русского населения, а также межу ними самими. Идентичным эстонскому он считал молдавский сценарий. Однако до таких трагических событий, как в Молдавии, в Эстонии дело не дошло. Сбылось его тревожное предсказание и о том, что «наиболее опасно развитие военных действий в Чечне, которое серьезно угрожает общественной устойчивости в России».[32] Нельзя не отметить реалистического подхода А. А. к использованию национального вопроса в республиках распавшегося Союза зарубежными странами в своих интересах. Он имел в виду не США, как это стало общепринятым, а Турцию, Румынию и Иран. «Российская Федерация – конгломерат наций, и мир внутри и на ее границах – необходимое условие сáмого ее существования. Добиться мира – это, вероятно, наиболее трудная и решающе важная проблема сегодняшней России». Эти слова А. А. приобрели еще большее значение двадцать лет спустя.

«Однако, – продолжает он, – перед Россией стоят и другие проблемы. Стоит задуматься о том, какие из них раннего происхождения, а какие появились только после распада Советского Союза. Я думаю, что нынешние проблемы уходят своими корнями в старую советскую систему и даже в дореволюционную российскую действительность. Кризис в России имеет многостороннюю природу. Одна из его сторон – экономическая несостоятельность. Важнейшее свидетельство критического состояния экономики – драматическое падение ее показателей». Использованные А. А. работы показывали падение российского общего национального продукта между 1989 и 1993 гг. более чем вдвое против 20 % в Польше или Венгрии и 40 % в Словакии, Болгарии и Румынии. В течение первых трех месяцев 1994 г. он констатировал беспрецедентное для всего периода реформ падение промышленного производства на 25 %. Самые оптимистические сценарии выхода из кризиса предусматривали для этого от двух до пяти лет.

А. А. предпринял попытку аналитической оценки сложившейся в стране экономической ситуации. «Одной из самых сложных сегодняшних российских проблем» он считал «решительную реструктуризацию обрабатывающей промышленности». Несколько десятилетий гонки вооружений привели к тому, что в распоряжении военных предприятий оказалась главная часть государственных доходов, редких металлов, самых светлых умов и рабочей силы. Не менее трех четвертей населения С.-Петербурга, Москвы, Екатеринбурга и других промышленных центров работало на снаряжение крупнейшей армии мира. В течение нескольких предшествовавших лет, отмечал он, неоднократно делались заявления о переходе военных заводов к выпуску потребительских товаров. Некоторые из них были закрыты, только немногие приблизились к действительной конверсии. Несмотря на это, военные заводы продолжали добиваться правительственной поддержки, и иногда им удавалось получить ее в Государственном банке. А. А. усматривал в этом российскую традицию столетней давности, связанную с государственным кредитованием безнадежных предприятий тяжелой промышленности, прикрывавшимся царским министром финансов С. Ю. Витте, которого А. А. представлял как наиболее значительного из числа государственных деятелей дореволюционной России.

Наряду с «обвалом» военного производства причину кризиса он видел в прекращении кооперации с бывшими союзными республиками, которые снабжали Россию (имелась в виду РСФСР) сырьем, инструментарием и получали от нее машины и другие товары. Еще одну причину происходившего в области экономики А. А. видел в хаосе в банковском деле и финансовой системе в целом. «Нормальное функционирование финансовой системы – основа любой успешной рыночной экономики. Но в России оно далеко от нормального, – считал А. А. – В стране создано 30 000 частных и получастных (выразительный термин, примененный автором. – Р. Г.) коммерческих банков и бирж. Они действуют бок о бок с Государственным Центральным банком. Но нет ни новой денежной системы, ни регулируемого валютного курса рубля. Самая опасная черта нынешнего финансового кризиса – галопирующая инфляция. В близком будущем она может превратиться, по мнению экспертов, в гиперинфляцию. В феврале 1992 г. американский доллар можно было обменять на 120 руб., в 1993 г. – на 700, в феврале 1994 – на 1700. В середине 1994 валютный курс был около 2000 руб. за доллар, а в феврале 1995 г. – 5000 руб.».[33]

А. А. предвидел «в близком будущем массовую безработицу, которая могла, в свою очередь, угрожать демократическим реформам в стране». Согласно расчетам, которыми он пользовался, в обозримом будущем инфляция, включая скрытую, могла достичь 10–20 %, составляя по официальным данным 1 %, а по оценке Международной организации труда – 6–8 %. Хотя предвидение А. А. относительно безработицы оказалось далеким от полного осуществления, причины сохранения занятости были тоже неутешительны и заключались в низком уровне производительности труда и недостаточной эффективности производства в целом.

Ознакомительная версия.