Ознакомительная версия.
Император со своей свитой занимал отель «Катр-Тур», а княжна Долгорукая и сопровождавшая ее госпожа Ш. останавливались в соседней вилле «Petit Elisée». В июне 1870 года на этой вилле Екатерина Михайловна была посвящена в государственные тайны, за которые дорого бы заплатило французское правительство.
Я имею в виду важные переговоры, которые происходили в то время между Александром II, Вильгельмом I, князем Горчаковым и Бисмарком.
Августейший друг Екатерины Михайловны объяснил ей всю запутанность европейского положения. Он рассказал о неизбежности военного столкновения и вытекающей отсюда необходимости для России возобновить свой союз с Пруссией, обеспечив России некоторые преимущества на Востоке.
Месяц спустя, когда кандидатура Гогенцоллерна сыграла роль спички в пороховом погребе, Александр сказал Екатерине Михайловне: «Видишь, я был прав!.. Вина Франции несомненна».
Его уверенность несколько изменилась после Седана. Внезапное крушение императорской Франции, победоносное шествие германской армии к Парижу, бешеное развитие германского национализма, неожиданное и чрезмерное усиление Пруссии заставили его задуматься. Несмотря, однако, на все это, его личные симпатии оставались на стороне его дяди Вильгельма, и он их открыто проявлял. К тому же царь считал себя неразрывно связанным с Пруссией Эмским соглашением.
29 сентября он принял Тьера, который умолял его стать во главе нейтральных государств, дабы обуздать вожделения Германии и принудить ее уважать европейское равновесие.
Многие полагали, что Тьер сделал неправильные выводы из приема, оказанного ему царем; говорят, что он приписал слишком большое значение сочувственным, любезным и похвальным словам, которые относились не столько к Тьеру как представителю Франции, сколько к нему лично, выдающемуся государственному деятелю, заслужившему всеобщее уважение.
А между тем, лишь только аудиенция была кончена, Александр I следующими словами охарактеризовал представителя Франции:
Он глубоко заинтересовал меня. Какой поразительный ум!.. И какая вера в возрождение Франции. Он так уверен в ее быстром возрождении, что предложил даже мне союз… Это благородный человек и большой патриот. Я охотно бы сделал что-нибудь для него.
Но Александр II не сделал ничего. Он не понимал еще тогда той опасности, которую представляет для России создание Великой Единой Германии. Понял он это три с половиной года спустя, когда наступил кризис 1875 года.
Беременность Екатерины Михайловны. — Тайные роды в Зимнем дворце. — Возмущение царской семьи и опасения за будущность династии. — Резкое осуждение светского общества. — Вторая беременность фаворитки. — Поведение царя возбуждает вновь негодование. — Граф Шувалов докладывает царю о неудовольствии, возбуждаемом его связью. — Отставка графа Шувалова и назначение его послом в Лондон. — Вопрос о гражданском состоянии незаконных детей. — Тайным указом Александр II возводит детей в княжеское достоинство и дает им фамилию Юрьевских. — Франко-германский кризис в 1875 году; воинственная политика Бисмарка. — Личное решающее вмешательство Александра II в пользу Франции. — Екатерина Михайловна сопровождает Александра II в Берлин. — Третья беременность
К концу осени 1871 года важное событие в жизни Александра Николаевича и Екатерины Михайловны грозило нарушить их спокойное счастье. Екатерина Михайловна почувствовала себя беременной.
В ней это событие вызвало лишь радость, гордую и восторженную радость первого материнства. Но Александр II был потрясен.
Он был испуган этим известием, считая, что материнство Екатерины Михайловны будет публичным доказательством ее бесчестья. Правда, страх перед тайной полицией внушал такое почтение по отношению к особе государя, что можно было быть спокойным, что никто не решится открыто злословить. Но чего только не будут говорить полушепотом при закрытых дверях?!
Его угнетала и другая мысль, ничего общего с моралью не имевшая. В страсти, питаемой им к Екатерине Михайловне, значительную роль играло эстетическое чувство. Он видел в ней совершенный образ женщины, и он боялся, что этот совершенный образ исказится в беременности и родах. И, наконец, суеверное предчувствие говорило ему, что роды подвергнут ее жизнь смертельной опасности.
Все, однако, обошлось благополучно. Беременность протекала нормально, без всяких осложнений. Внешний вид Екатерины Михайловны так мало изменился, что даже невестка ее, в особняке которой она занимала отдельное помещение, не подозревала о ее беременности.
Счастливый случай сделал то, что стройная фигура Екатерины Михайловны совершенно не изменилась. Это доказывает фотография, снятая на восьмом месяце.
29 апреля (11 мая) 1872 года под вечер Екатерина Михайловна почувствовала первые предродовые схватки. Желая сохранить все в абсолютной тайне, Александр II решил, что при первых схватках Екатерина Михайловна переедет в Зимний дворец в частные покои Николая I, бывшие обычным местом их свиданий.
Эта часть дворца была совершенно скрыта извилистыми коридорами, потайной лестницей и строгим запрещением проникать туда.
Не предупредив ни свою невестку, ни даже горничную, молодая женщина одна отправилась в карете в Зимний дворец, проникнув туда, по обыкновению, через низенькую дверь, ключ от которой хранился у нее.
Предупрежденный об ее приезде император немедленно пришел к ней и провел с нею около часу. Внезапно боли утихли. Решив, что тревога была ложной, Екатерина Михайловна забылась на простом диване, обитом синим репсом, в тяжелом сне. В комнате не было кровати, и вся обстановка сохраняла тот же вид, какой она имела при Николае I.
Убедившись, что боли прошли, Александр Николаевич вернулся в свои покои и также лёг спать. Екатерина Михайловна осталась совершенно одна. В ее распоряжении был лишь ветеринар-гренадер, стоявший на часах у дверей ее комнаты.
Старик солдат разбудил в 3 часа ночи царя. Доверенный слуга бросился за доктором Красовским и повивальной бабкой.
Острые родовые схватки сменяли одна другую. А врачебной помощи все еще не было, так как доктор жил далеко.
С минуты на минуту состояние Екатерины Михайловны, корчившейся в муках на диване, становилось все более тревожным. Александр II, бледный от волнения, держал ее за руки и нежно ободрял.
Наконец явился доктор Красовский в сопровождении повивальной бабки. Он не успел еще осмотреть больную, как царь тоном, которым он обычно давал приказания, сказал ему: «Если нужно, пожертвуйте ребенком, но ее спасите во что бы то ни стало».
Ознакомительная версия.
