Старый немецкий автобус вновь зашипел и остановился перед небольшой дверью позади главного терминала. Нас повели куда-то вверх по мокрой стальной лестнице, которая вела в узкий коридор со стенами из обожженных шлакоблоков. У меня возникло чувство, будто мы тайком проникли в какой-то отель через служебный вход.
Наконец мы оказались в насквозь прокуренном зале, где бурлящая толпа людей – почти все были одеты в длинные кожаные пальто черного цвета – теснилась в очередях к наспех сделанным стеклянным кабинкам с пограничниками. Повсюду была толкотня и давка. Две усыпанные золотом армянки громко ругались между собой на языке, смутно напоминавшем арабский.
В тусклом серо-голубом свете, пробивавшемся в зале сквозь табачную мглу, лица путешественников были лишены естественного цвета. Целые семьи с детьми, сидящими верхом на чемоданах, неторопливо предавались размышлениям о прошлом, ожидая пропуска в Россию. Но очередь не двигалась с места – в кабинах паспортного контроля никого не было. Пограничники, очевидно, решили все вместе сделать небольшой перекур. Это напомнило мне процедуру замены водительских удостоверений у себя дома.
Прошло двадцать минут, потом еще десять. Когда отдохнувшие официальные представители вернулись наконец на свои места, перед одной из кабин вспыхнул горячий спор. Взволнованного мужчину с мертвенно-бледным лицом, что можно было разглядеть даже в сумерках, два неулыбчивых офицера увели куда-то в сторону. Скорее всего, у него были не в порядке документы. Я машинально нащупал свой паспорт с визой – нервный рефлекс, который я приобрел с тех пор, как стал приезжать в Советский Союз.
– Ереван? – прозвучал вопрос привлекательной женщины лет двадцати пяти. На груди ее элегантно скроенного форменного кителя оливкового цвета был приколот значок с российским триколором. – Откуда вы прилетели? – мило повторила она свой вопрос. Я ответил. – Сюда, пожалуйста, – она с щеголеватым щелчком повернулась на своих высоких каблучках.
Я быстро проскочил паспортный контроль и прошел таможенный досмотр без малейших осложнений. Вероятно, всякие задержки и проволочки, которым подвергались армяне и другие смуглые пассажиры, прибывшие с Кавказа, не предназначались для таких респектабельно выглядевших мужчин славянского типа, как я.
Часом позже Роберта и я уже въезжали в город, сидя на заднем сиденье «вольво», принадлежавшей ее компании, с шофером.
– Итак, что ты собираешься делать в этой новой Москве? – спросила она.
Я пристально вглядывался сквозь затемненные стекла «Вольво», ошеломленный теми гигантскими изменениями, которые представали перед моим взором. Мы мчались по Ленинскому проспекту – широкой, с восьмирядным движением улице, по сторонам которой стояли все те же уродливые здания, запомнившиеся мне еще пять лет назад.
Однако теперь они мерцали неоновыми огнями, привлекая мой взгляд к бесконечным рядам импортных товаров, выставленных в витринах подновленных магазинов на первых этажах.
Финская мебель, товары французской моды, образцы итальянских изделий из мрамора, посуда, джинсы известных брендов, стереотехника, приспособления и устройства для домашнего хозяйства купались в мягких ласкающих лучах галогеновых светильников. Хотя было уже почти девять часов вечера и в городе продолжал свирепствовать снежный буран, большинство магазинов были открыты. Покупатели, закутанные от ветра и снега, упорно скользили среди тропинок на тротуаре и наполняли свои большие фирменные пакеты (похожие на те, из-за которых киевляне устраивали поединки), сторонясь миниатюрных снегоочистителей, расчищающих в сугробах узкие тропинки для людей, идущих в соседний магазин.
Проспект кишел автомобилями. Рейсовые автобусы в основном были коммерческими. Один из них, окрашенный в розовый и фиолетовый тона, рекламировал коллекцию последних моделей кукол Барби компании «Маттел». Другой нес на себе красные и синие корпоративные цвета компании «Пепси». У третьего на борту красовалось изображение белоголового малыша, который откусывал от огромного яйца «Киндер-шоколад». Текст внизу обещал родителям игрушку-сюрприз, которая находится внутри каждого немецкого удовольствия, защищенного торговой маркой.
Тевтонское присутствие было весьма весомым. «Мерседесы», БМВ и «ауди» рычали у каждого перекрестка. Это были не какие-нибудь подержанные модели, которые восточноевропейские граждане обычно покупали в Берлине или в Амстердаме, а новые авто, прямо с завода. Рекламные щиты предлагали разные немецкие товары, тренажеры для физических упражнений, звуковую автосигнализацию, превознося немецкое качество. Немецкая государственная авиакомпания «Люфтганза» всячески восхваляла удобства полета пассажиров в бизнес-классе.
Размах преобразований в Москве ошеломлял. Трудно было поверить, что это – тот самый город, который мне довелось видеть в 1992 году, когда в такое же вечернее время на улицах не было ничего, кроме темноты и мрака. Мы проехали мимо группы современных строений из стекла и стали, украшенных светящимися логотипами «Альфабанка», банка «Мост» и «Инкомбанка». Роберта пояснила, что все эти банки – частные гиганты, обладающие огромной финансовой мощью. У входа в один из них ярко светилось большое электронное табло, на котором крупными красными цифрами указывался обменный курс рубля. Судя по нему, один доллар обменивался сейчас на 5,2 рубля. Рубль окреп и набрал силу, ведь когда я был здесь последний раз, один доллар обменивали на двести рублей. Роберта сказала, что после пяти лет падения русская валюта стала держаться на постоянной отметке, причем настолько стабильно, что Кремль посчитал возможным отбросить все эти глупые нули на банкнотах, которые появились в годы гиперинфляции.
По мере приближения к центру города поток транспорта несколько уменьшился. Из окна машины я увидел выполненную в стиле социалистического реализма устремленную ввысь стальную фигуру, увековечивающую первый космический полет Юрия Гагарина. На другой стороне проспекта, перед беломраморным зданием Центрального банка, на покрытом снегом пьедестале возвышалась бронзовая статуя Ленина высотой с трехэтажный дом. Сбоку от отца революции находилось желтое здание, в котором можно было перекусить в любое время суток. Здание было искусно подсвечено неоновыми огнями и как будто сошло с почтовой открытки, рекламирующей поездку по старому маршруту автобуса 66. На этой же открытке рекламировались и особые тарталетки с сыром для филадельфийского бифштекса. Обед доставлялся в готовом виде в грузовом контейнере прямо из Флориды, чудесным образом появляясь по утрам прямо к подножию Ленина.
