Ознакомительная версия.
О войне – «Возвращение к жизни». Но это взгляд – с другого берега, с чужого, из-за плеча лесного братства «серых волков», откуда вышел главный герой фильма Арно, безуспешно пытавшийся найти пристанище своим детским иллюзиям о благородных разбойниках среди тех, кто совсем для этой роли не подходил.
И «Щит и меч» – о войне, об одиночестве человека на войне. О том, что на войне каждый, кроме приказа, еще и сам принимает решение, и сам идет вперед, навстречу подвигу и смерти. И глубоко личное – появление матери Белова—Вайса в финале фильма: отзвук темы дома, родного гнезда, из которого лихая година «выбила» недавнего школьника. Потому что составная часть войны – письма домой, матери, и ответные весточки от нее, то, что поддерживало и спасало от отчаяния, – «ее слова, ее верящие глаза, ее рука, незримо ограждающая от плохого и ненужного и помогающая жить». Александра Ивановна собирала все, написанное сыном о войне, подшивала конверты и треугольники в специальную папку, часто перечитывала и сквозь слезы улыбалась своему материнскому счастью – Володя вернулся с фронта живым, он сделал первые шаги навстречу своей мечте, он снова начал улыбаться и захотел быть счастливым.
Глава 2
Первая попытка счастья
Во ВГИКе Басов был фигурой заметной, и не только потому, что обладал запоминающейся, характерной внешностью. Он оказался наделен даром влюблять в себя людей, и даже завистники обожали его шутки и импровизации. Басов буквально фонтанировал идеями, его творческая фантазия отличалась поразительным правдоподобием, превращая самые немыслимые этюды в реалистически-живописные портреты, словно подсмотренные с натуры. И часто – действительно подсмотренные. Уже через несколько дней после своей первой лекции перед студентами в коридорах и аудиториях появился еще один «Юткевич» – на этот раз в исполнении студента Владимира Басова, узнаваемый под грохот аплодисментов пораженных столь фантастически достоверным перевоплощением первокурсников. Но в смехе, который сопровождал это «представление», не было ничего злого или обидного для обожаемого всеми профессора – Басов показывал мастера, его манеру ходить, одеваться, преподносить слово на лекциях с такой любовью и восхищением перед талантом и знаниями прекрасного педагога, что его реприза только прибавляла Юткевичу популярности.
Басов обладал умением любую творческую мимолетность превращать в произведение искусства. Он был невероятно талантлив и в профессии, и в общении с людьми. Друзья отмечали его удивительную по тем и последующим временам смелость суждений, прямоту и резкость высказываний по самым больным вопросам в профессии и в жизни. О нем говорили, как о бесстрашном человеке, чьи оценки (в том числе и самого себя, даже будет точнее сказать – начиная с самого себя) порой оказывались на грани той насмешливости, что принято называть убийственной. Он был остроумен, и в разговоре проявлял непредсказуемость импровизации.
Михаил Швейцер, с которым Басова связывала настоящая, долгая дружба, в свое время вспоминал о Басове: «Потомственный русский интеллигент, Басов глубоко вобрал в свой нравственный состав чувство чести и личного достоинства, верность долгу и идеалу, милосердие и отзывчивость к чужим трудностям и бедам, переходящие в готовность помочь человеку, защитить правое дело… В сложные времена Басов позволял себе говорить то, что думал о жизни и об искусстве. А иронизировать по поводу, скажем, «Клятвы», «Падения Берлина» или «Незабываемого 1919-го» было небезопасно. В мрачные дни борьбы с «космополитизмом» Басов был единственным, кто пытался защитить своего учителя Юткевича, подвергшегося травле и изгнанного из ВГИКа».
Смелость Басова доходила и до, казалось бы, недосягаемых вершин – кинорежиссер Лев Кулиджанов рассказывал, что одной из самых блестящих актерских пародий в исполнении Владимира Павловича был капустнический портрет генералиссимуса.
Басов изображал Сталина настолько похоже и вместе с тем остро, гротесково, что в памяти коллег сразу же всплывал другой образ, созданный – правда, на экране – другим великим артистом, поклонником которого был Басов, – Чарльзом Спенсером Чаплиным.
И вместе с тем все отмечали, что, быть может, не самыми заметными, но характерообразующими чертами его натуры были внутренняя скромность и порой даже стеснительность, всегда стоявшие на страже излишней откровенности.
Наверное, неудивительно, что блестящий острослов и артистичный молодой режиссер производил неизгладимое впечатление на женскую половину своего потока во ВГИКе, несмотря на свою несовершенную внешность. Басов знал за собой этот дар, но никогда не был «ходоком». Он просто влюблялся – так же спонтанно, как импровизировал. И влюблялся, по свидетельству однокурсников, по-честному, намертво. А влюбившись, вел себя, как настоящий мужчина, – женился с надеждой прожить в этом единении, как в сказке – долго и счастливо.
И поэтому, наверное, никто не удивился, что, вернувшись на второй курс после летних каникул, Басов в ответ на вопрос «кто и как провел лето» ответил: отдыхал в окрестностях Куйбышева.
Родом из Куйбышева – Самары – была одна из самых заметных и красивых девушек актерской части курса Роза Макагонова.
Ее коллега, актриса Татьяна Конюхова, тоже учившаяся во ВГИКе (на курсе В.В. Ванина), но поступившая на актерский факультет двумя годами позже Басова и Макагоновой, так вспоминала о первой «кинолюбви» Владимира Басова:
«Впервые я увидела Розочку на фотографии. Шла экзаменационная сессия, я готовилась к зачету по операторскому мастерству, который был обязательным и для актеров, и просматривала альбомы учебных работ ребят с операторского отделения – подборками фотопортретов был просто завален один из столов в библиотеке. Я взяла наугад первый попавшийся альбом, открыла и на первой же странице увидела потрясающе красивое лицо – лицо очаровательного ребенка. Все было ангельски белоснежное – фон, облако волос, личико. Так красиво! Под фотографией наклеечка-подпись – «студентка актерского факультета Роза Макагонова». Я не поверила глазам – это какое-то чудо: передо мной был совершенный ребенок – чистейшая улыбка, ротик херувима, венчик волос… Два огромных листа в альбоме запечатлели в разных ракурсах лицо, от которого нельзя было глаз оторвать.
Наша следующая «встреча» уже была реальной. Я снималась на Киностудии им. А. Довженко в фильме «Судьба Марины». На одной из репетиций открылась дверь в павильон, и кто-то спросил разрешения войти. По вмиг осветившемуся лицу режиссера я поняла, что произошло нечто необыкновенное, – он так радовался кому-то пришедшему, что в его вежливом «Да-да, можно, входите, пожалуйста!» восклицательные знаки нужно было ставить за каждым словом и даже слогом. Я повернулась, чтобы разглядеть, кто же это пришел на пробы, и увидела то самое лицо – Роза Макагонова! Настоящее солнышко – золотистая головка, точеная фигурка, нежнейшая, умиротворяющая улыбка: олицетворение изящества и женственности. Под нашими восторженными взглядами – наверное, мы все на съемочной площадке как-то уж очень рьяно рассматривали вошедшее чудо – Роза смутилась и засмеялась совершенно необыкновенным нежным звуком, так, наверное, звенят волшебные колокольчики.
Ознакомительная версия.
