А через некоторое время бабушка сообщила маме, что они уезжают в эвакуацию в Новосибирск. Официально, от школы МВД, где преподавал дедушка, мамин отец. Поселилась семья на окраине Новосибирска в деревянном бараке. Бабушка устроилась работать в библиотеку, дедушка в основном мотался по командировкам, так как продолжал служить в милиции. А мама осталась не у дел. Но вот одна знакомая, Люда Грачева, уговорила ее поступить на краткосрочные курсы медсестер. После окончания девушки уехали на санитарном поезде на фронт. «Каталась» мама по железным дорогам войны больше года. Санитарные поезда вывозили раненых с фронта в госпитали. Все было: и холод, и мучения, и под бомбежки попадали. Но духом не падали. Было очень трудно, очень уставали руки: им, молоденьким девчонкам, приходилось таскать носилки с ранеными, перекладывать их. Были у них, конечно, и санитары, но в основном пожилые, те, кого не взяли на фронт. Все ложилось на хрупкие девичьи плечи. Они делали перевязки раненым, кормили их. А вагон-кухня находился в конце состава. И они были вынуждены таскать огромные кастрюли через весь поезд. Чаще всего они это делали во время коротких остановок, поскольку в движении состав сильно трясло, и нести кастрюли было почти невозможно. Когда поезд останавливался, девчонки выскакивали с кастрюлями на платформу и бежали что было сил к вагону-кухне. Работала в основном молодежь, и все лишения и неудобства переносились довольно легко. Девчонки-медсестры не только ухаживали за ранеными, но и старались их как-то развлечь. Читали им книги, газеты. А мама, успевшая получить кое-какой театральный опыт, устраивала даже маленькие моноспектакли. Атмосфера в санпоезде была дружеская и доброжелательная.
Недавно, уже после смерти отца, в одной из передач мама делилась своими воспоминаниями о папе, о совместно прожитой жизни. Через некоторое время на адрес Театра сатиры пришло письмо из Читы на имя Н. Ю. Каратаевой. Одна из маминых военных подруг Валя Черкашина писала:
Здравствуйте, дорогая Надежда Юрьевна!
Пишет Вам Черкашина Валентина, медсестра санпоезда № 74. Я посмотрела телепередачу, где Вы вспоминаете о своем муже, замечательном актере Анатолии Папанове. Я хочу Вас спросить: уж не та ли Вы Наденька Каратаева, с которой мы весь 1942 год ездили в санпоезде и очень дружили? Если это Вы, то откликнитесь!
Далее шел адрес. Мама написала ответное письмо, завязалась переписка. А один раз мама получила от Валентины посылку с домашними соленьями, вареньем и медом.
В конце 1942 года санитарный поезд № 74 прибыл в небольшой подмосковный городок на расформирование. Всю обслуживающую команду распределяли по другим поездам. Так как состав стоял недалеко от Москвы, медсестра Надя Каратаева выпросила у комиссара поезда разрешение съездить домой. Получив отпускную справку на три дня, мама приехала в родной город, на Саввинскую набережную. Практически все жильцы большой коммуналки были в эвакуации. Не уехала только семья маминой подруги Люси Зайцевой да еще несколько человек. С удивлением мама узнала, что в их комнате живет какой-то мужчина, но в этот момент его не было дома. Дождавшись неожиданного квартиранта, мама объяснила, что комната принадлежит их семье. Мужчина рассказал, что ЖЭК дал ему это жилье временно. Потом он собрал вещи и ушел. А мама решила зайти в ГИТИС. Там она встретила преподавателя Иосифа Моисеевича Раевского. Тот вспомнил студентку-первокурсницу Каратаеву, а мама в свою очередь рассказала ему свою незамысловатую историю. Раевский сообщил, что институт возвращается из эвакуации, и посоветовал маме возобновить учебу. Вернувшись к месту службы, она объяснила все это комиссару поезда. Ей хотелось учиться дальше.
Комиссар дал свое согласие, и медсестра санитарного поезда Надежда Каратаева подала рапорт об увольнении из армии. Было написано письмо матери в Новосибирск о том, что дочь остается в Москве. Но сама Мария Васильевна вернулась домой только через год. И весь этот год моя мама жила одна и училась. Впрочем, одинокой ее жизнь назвать было нельзя. Семья Зайцевых приняла ее как родную. Дом не отапливался, а у Зайцевых было тепло: в комнате стояла ценнейшая для военного времени вещь – печка-буржуйка. Было тесновато, поэтому подруги спали вместе на одной кровати. Наверное, у Люси уже была начальная стадия туберкулеза, но пока об этом никто не знал. И судьба оказалась благосклонна к Наде Каратаевой: она не заразилась этой страшной болезнью.
А в ГИТИСе с января 1943 года на первом курсе возобновились занятия. Только курс теперь вели артист МХАТа Василий Александрович Орлов и его жена Мария Николаевна. А на второй курс, на который был дополнительный набор, пришел долговязый, не очень красивый студент. На фронте он был ранен в ногу, поэтому хромал и ходил с палочкой. Звали его Анатолий Папанов. Он был москвичом и жил с матерью на Усачевке. Отец же и сестры находились в эвакуации.
Надя Каратаева поначалу даже не обратила внимания на долговязого студента Папанова. Ведь за ней ухаживал племянник самого Климента Ефремовича Ворошилова Николай. Ничто не предвещало большой любви, только сначала Каратаева и Папанов вместе ездили в институт на трамвае, потому что жили недалеко друг от друга. Потом оказалось, что они даже учились какое-то время в одной школе. А потом, как любит говорить моя мама, «ездили, ездили и доездились!» Студент Папанов стал ухаживать за студенткой Каратаевой. Был забыт племянник Ворошилова, и чувство первой влюбленности переросло в настоящую любовь. Сначала моя бабушка Мария Васильевна не знала, что дочка встречается с однокурсником. Потом Анатолий стал провожать подругу, и, если было очень холодно, они подолгу стояли в подъезде. Бабушка несколько раз приглашала «кавалера» зайти, но тот стеснялся.
Как я уже писала, Папанов жил со своими родителями в маленькой комнатке коммунальной квартиры. Сестра его Нина была еще в эвакуации, где вышла замуж за военного и родила сына Валерия. Семья была довольно бедная. И вот в мае 1945 года моя мама объявила своим родителям, что выходит замуж за однокурсника Анатолия Папанова. Бабушка, которая к тому времени уже познакомилась с женихом, сказала: «Дочка, подумай! Так-то он парень ничего, но уж больно некрасивый!» Свадьба состоялась 20 мая 1945 года. По талонам достали водку, на рынке купили картошку, капусту, тушенку. В общем на свадебном столе были типичные продукты военного времени. Пришли соседи по квартире на Саввинской набережной, Толины родители (Елена Болеславовна и Дмитрий Филиппович Папановы), двоюродная сестра моей бабушки Мария Ковригина с мужем Женей. Во время праздника погас свет. Зажгли свечи. А когда электричество снова включили, то оказалось, что у гостей от свечной копоти носы черные. Все долго смеялись.
Молодые стали жить в этой квартире. Моя бабушка дала молодому зятю кое-какое белье и одежду, ведь дедушка был военный, и мамина семья не нуждалась. В июне 1945 года четвертый курс актерского факультета сдал государственные экзамены и получил дипломы об окончании института. Большая часть курса уехала в литовский город Клайпеду и основала там Русский драматический театр. Уехали и мои родители.
Клайпеда
Заведующий труппой Московского Художественного театра Евгений Васильевич Калужский сообщил Папанову решение руководства театра: взять выпускника театрального института в труппу и предложить сразу главную роль в «Дядюшкином сне» Достоевского. Малый театр тоже приглашал, но не на главную роль, а сначала в массовку. И Николай Михайлович Горчаков, в то время художественный руководитель Театра сатиры, позвал его на пробу. От всех трех предложений Папанов отказался. Он решил ехать в Клайпеду со своими однокурсниками и любимой молодой женой.
Клайпеда – бывший немецкий город Мемель. Находится на берегу Балтийского моря. После Великой Отечественной войны этот город стал входить в состав Литовской ССР. До войны Клайпеда была крупным портом, но оказалась разрушена фашистами при отступлении. Надо было восстанавливать город, в том числе налаживать культурную жизнь. С этой целью был организован театр, где должны были работать две труппы: русская и литовская. Основной костяк русской труппы и составили выпускники актерского факультета ГИТИСа, закончившие его в 1947 году.
