Итак, что же, собственно, утверждал Лейбниц, формулируя принцип всеобщих различий? Не только то, что многообразие явлений — это эмпирический факт. Многообразность и многоразличность свойственны не только явлениям, но и сущностям, причем именно в характере сущностей коренится источник разнообразия явлений. Что отрицал он, выдвигая этот принцип? Строгую, буквальную повторяемость вещей, сосуществующих с одной и той же вещью в разные моменты ее бытия, или жизни. Нет буквальной повторяемости и у сочетаний вещей, у ситуаций и процессов.
Если условно расположить все вещи, существующие в мире, на некоторой прямой линии так, чтобы только различные вещи занимали на ней различные места, то этот принцип утверждает, что все вещи занимают на этой линии отличное друг от друга положение.
Но ведь легко представить, что все-таки могли бы существовать совершенно одинаковые вещи (например, два круга с одним и тем же по длине радиусом), расположенные, однако, не в одном и том же месте, а потому не совпадающие? Это, казалось бы, означает нарушение указанного принципа, и отвергнуть такую ситуацию ссылкой, например, на то, что никогда невозможно абсолютно точно очертить окружность, было бы нельзя по известной нам причине: Лейбниц — рационалист, и поскольку это так, то для него логические (математические) связи должны быть равноценны реальным, причем последние оказываются даже экстраполяцией первых. Однако для Лейбница пространственно-временные и сущностно-логические связи не равноценны. И предложенная ситуация была бы, по Лейбницу, логически невозможной, что как раз важно для утверждения всеобщности принципа различия. Во-первых, чисто нумерические различия принципиально несущественны и не дают возможности различать вещи сообразно их сущностям: круг с некоторым определенным радиусом в его «чисто» геометрическом виде существует только в мышлении, т. е. в своеобразном логическом пространстве, для которого «раннее» и «позднее» не имеют значения. Различия же в пространственном положении неизбежно оказываются более чем только номинально-нумерическими, так как означают появление не одинаковых для обоих кругов качественных соотношений с близлежащими точками, плоскостями и т. д.
Во-вторых, к тому же результату, то есть к утверждению всеобщих различий, приводит и прямо противоположное (логически возможное) допущение. В самом деле, если считать, что нумерические различия существенны, то они уже не будут только нумерическими различиями, и следует признать, что они так или иначе коренятся в сущностях вещей, то есть означают их различия по сущности.
Эти две противоположные друг другу точки зрения снимаются третьей, объединяющей их воедино: нумерические различия суть явления (проявления), обусловленные различиями в истории и судьбах сущностей. Значит, по одним лишь нумерическим характеристикам (порядку, номеру, очереди возникновения, особенности пространственного расположения) вещи не бывают никогда различными: они различаются всегда больше, чем лишь нумерически. Поэтому нельзя согласиться с И. Кантом, когда он упрекает Лейбница в том, что его положение о тождестве и различии — это не закон природы, а всего лишь правило для сравнения понятий, не учитывающее того, что разные места в пространстве могут занимать совершенно будто бы одинаковые вещи (53, 3, с. 316, 322). Что касается ссылки Канта на правило для понятия, то для Лейбница одним и тем же основным законам (принципам) его метода подчиняются как понятия, так и реальные объекты.
Итак, «сущность тождества и различия заключается не во времени и месте…» (4, с. 202). Все вещи и процессы различны, потому что их существенные свойства не одинаковы. Это позволяет вскрыть особенности воззрения Лейбница на тождество и свидетельствует о глубине его подхода к выработке метода: ведь номинальные различия во времени, например, им не берутся в расчет как раз тогда, когда он имеет дело с грубым ньютоновским пониманием времени как находящегося будто бы «вне» изменения и развития самих вещей.
Принцип всеобщих различий указывает на качественное многообразие мира. Действительность, которая, говоря словами Маркса, в учении Ф. Бэкона «улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку» (1, 2, с. 143), была открыта этой своей диалектической стороной и Лейбницу. Его тезис: «Две индивидуальные вещи не могут быть совершенно тождественными» (4, с. 53) — находит в наши дни широкую поддержку в науке. «Нет двух подобных частиц, так как они подобны лишь постольку, поскольку мы их выхватываем в процессе анализа из бесконечного множества параметров, в настоящее время скрытых от нас», — пишет, например, физик П. Вижье (50, с. 103). Находясь в разных связях и отношениях, любые две однородные микрочастицы в силу этого оказываются неодинаковыми. Тем более бесспорна индивидуализация в сложных системах, в особенности в явлениях жизни и социальных отношений. Никогда не бывает двух тождественных живых клеток, что хорошо показывает электронный микроскоп. Даже у вирусных молекул имеются индивидуальные различия в неодинаковой способности их к мутации, обусловленной их индивидуальной генетической информацией.
Иногда Лейбниц доводит применение своего принципа до номинализма: он советует читателям «решиться отбросить абстрактные вещи и пользоваться только конкретными терминами, не допуская в научных доказательствах никаких других слов, кроме терминов, означающих субстанциальные субъекты» (4, с. 192). Из того положения, что все индивидуально, философ склонен сделать вывод, что не существует ничего, кроме индивидуальностей, и в физике он отчасти и по этой причине отрицает гравитацию, ибо она была бы неким всеобщим свойством, а универсалии означают лишь приблизительное сходство между вещами, позволяющее сравнивать их друг с другом (эти заявления Лейбница оказали впоследствии большое влияние на позднего Ф. Брентано и Т. Котарбиньского). И все же сам Лейбниц возражал против крайностей номинализма (4, с. 284).
Диалектический характер принципа всеобщих различий выпукло обнаруживается при взаимодействии его с другими принципами системы Лейбница, с ним, казалось бы, несовместимыми. Заметим, что впоследствии Кант, видимо, не без влияния со стороны лейбницеанских построений намечал аналогичные соединения противоположных принципов «однородности» и «спецификации» (53, 3, с. 562–563).
Принцип всеобщих различий подкрепляется и развивается противоположным ему по акценту «принципом тождества [вещей] неразличимых (principium identitatis indiscernibilium)». Согласно этому принципу, две вещи, у которых все свойства первой присущи второй, а все свойства второй присущи первой, тождественны абсолютно, т. е. представляют собой одну и ту же вещь. Они неразличимы потому, что они суть одно и то же. Как указывает Лейбниц, «полагать две вещи неразличимыми — означает полагать одну и ту же вещь под двумя именами» (12, с. 54). Вещей, у которых тождественны все свойства, не существует, ибо бывает только самотождественность. Здесь мы получаем еще одну характеристику того гипотетически сконструированного ряда всех вещей, о котором выше шла речь. Если бы такой ряд удалось построить, то всякое отдельное место в нем было бы занято непременно только одной-единственной вещью.
