Отстав от похоронок, задержавшись в моргах, на аэродромах и в поездах, тянулись к своим домам тяжелые солдатские гробы. Там лежал чей-то сын, муж, брат и отец. Гробы еще открывались, если что-то осталось от человека, и были глухо запаяны, когда внутри валялся рваный кусок мяса. Там, в нашей России, вовсю шли нескончаемые похороны.
А ведь какой-то год назад никто не ждал этих похорон! Ведь прошло столько времени, как отгремела афганская, отшумел Карабах, миновала первая чеченская. Они были уже забыты, как страшный сон. Им только утвердили границы, нашим солдатским кладбищам, а они вновь поползли вширь.
Боевики уходили в горы. Первого марта мы узнали, что пал их последний оплот Шатой. И мы уже поздравляли друг друга с близкой победой. И не было ни у кого тени сомнения, что, совсем немного, и все завершиться. Но как же жестоко и страшно мы ошибались. Именно с этого дня стали рушиться наши надежды. Именно тогда мы начали захлебываться собственной кровью. Увы, оказалось не так-то просто задавить эту чуму! Не так-то легко истребить этот заповедник бандитизма. Слишком много лет готовились здесь к нашей встрече, слишком хорошо научились нас убивать.
Приняв неравный бой, легла под Улус-Кертом шестая рота псковского десанта. В лесах Жани-Ведено была расстреляна колонна Пермского ОМОНа. На блокпостах и заставах умирали под обстрелами наши товарищи. Расцвела «зеленка». Враг получил надежный приют подлатать раны и подготовиться к новым убийствам. Боевики вернулись на оставленные вчера равнины. Уже стреляли в отвоеванном Грозном. Горький опыт первой чеченской повторялся во второй раз. А мы слышали вокруг себя только одно: война закончена! Порой доходило до абсурда. Нам слали приказы прекратить войну. Прекратить войну и разрядить оружие! Это мы, со слов одного полковника, единственные, кто всё еще не может остановиться. Враг давно разбит. Мы напрасно тратим патроны.
Нам непрестанно трещали о мире, а вокруг нас умножались трупы. Нам запрещали стрелять, пускать по ночам осветительные ракеты, а днем мы узнавали о новых жертвах в войсках. Война продолжалась.
Мы проклинали ее, ненавидели, и мечтали своими руками добить оставшихся бандитов, чтобы прекратить всё это. В нас было столько злобы, столько ненависти, что сполна хватило бы на несколько человеческих жизней. Ведь эти нелюди, кровожадные эти шакалы, отняли у нас самое дорогое — мир в нашем доме! Ведь это они привели войну в наши семьи. Ведь это из-за них уже много месяцев не спят старые наши родители.
Прошла весна. Подходило к середине лето. У нас уже истощились проклятия для этой земли. Мы давно никуда не двигались со своей заставы. Мы привыкли спать днем и отвыкли отдыхать ночью. Мы уже смирились, что к нам так редко заходило солнце. За весь летний месяц оно являлось лишь несколько раз, остальное время, не снимая бушлатов, мы мерзли на холодных ветрах, мокли под дождями и стыли в сырых туманах, что неделями гостили на нашей заставе. На соседних вершинах лежал снег.
Там в России уже во всю цвело лето. А здесь, в этой стране войны, никак не прекращалась ненастная осень. Это было наше второе, а у кого уже третье лето в камуфляже, в окопе, в касках и с автоматом… Разве так мы желали встретить его?!.
И не было уже никаких радужных мыслей и мечты о будущей красивой жизни, которая ждет нас на гражданке. Теперь мы хотели только одного — навсегда уехать отсюда. А еще я хотел всё забыть и никогда больше не вспоминать тех бессонных ночей, смертей, идущих об руку с ними, тот холод и голод затянувшегося чеченского похода. Пусть все уйдет, как прошлогодний снег и растает, как горный туман. Пусть ничего никогда не вернется.
…Я верю, что всё пройдет. Они обязательно закроются, мои раны, она обязательно закончиться, эта ночь.
Февраль:
Здравствуйте, Мама и Папа!
Сегодня уже 10 февраля. Служба моя идет своим чередом. Заступил дежурным по роте, сейчас сижу один, пишу вам ночью письмо.
…Звезды здесь яркие-яркие, совсем не такие, как у нас в Сибири. И горы высокие, что достают до облаков. Ночь здесь сменяет день очень резко, буквально за несколько минут. И туманы очень частыми бывают, такие густые, что вытянутой руки порой не увидишь. Люди здесь совсем другие. Я пока так и не смог разобраться. Вроде с первого взгляда спокойные, гостеприимные, а подсознательно чуешь, что часто всё это лживо, коварно…
Вообще Кавказ — это отдельный мир. Здесь всё не так, как во всей России. Жизнь человеческая мало цениться. Больше в ходу деньги и оружие.
Верить никому нельзя…
Здравствуй, Сына!
Получили оба твоих письма. Мы с папой по нескольку раз их перечитывали. Что скрывать, конечно, мы очень расстроились, узнав, что ты попал туда. Ведь до дома оставалось совсем чуть-чуть. Ну что теперь поделаешь, что сделано, то сделано. Будем ждать тебя к маю.
Сестра передает тебе большой- большой привет и поцелуй. Она тоже переживает за тебя. Все ваш детские разногласия давно забыты, и оба вы повзрослели.
…Сыночка, береги себя, будь там внимательным, сильным. Пиши нам. Мы все с тобой своим сердцем. Пиши обо всем так, как есть, мне легче знать правду, чем жить догадками.
Целую, Мама.
Поздравляю тебя с Днем защитника Отечества! Желаю всего наилучшего и быстрее вернуться домой.
Будь осторожен, помни, тебя ждут дома. Возвращайся, сынок!
Целую, Папа.
Март:
…Виноват, что долго вам не писал. Не было ни времени, ни возможности.
…Наверно нас скоро отправят домой. Война ведь уже почти кончилась. Наши взяли Грозный, возьмут и горы. Сейчас уже «федералы» из Чечни уходят, остаются Внутренние Войска, причем остаются надолго. Но нас, видимо, все равно будут менять. Вообще, всё здесь очень сложно еще…
Апрель:
…Посидели с папой, отметили твое день рожденье, ждем тебя домой.
Сына, ты что-то ничего о себе не пишешь. Как там у вас обстановка, где сейчас ваша часть? Сейчас про Дагестан и Чечню много не говорят, вообще умалчивают. Наверно всех корреспондентов оттуда выгнали. В программах общими фразами отделываются. Только говорят, что идет перестрелка там да там, в общем, везде. Как вас там кормят?
…Мама, ты просишь написать о себе. А мне не о чем писать. Конечно, я скажу, что у меня все нормально, нас одевают, кормят. Но я знаю, что о чем бы и, как бы я не написал, ты ведь понимаешь, что всё гораздо сложнее и не так безоблачно на самом деле. Я жив, здоров и ни на что не жалуюсь. Это самое главное.
Май:
…Я знаю, что вы тоскуете, и каждый день обо мне вспоминаете. Но, поверьте, все равно рано или поздно я вернусь живой и невредимый, и со мной ничего не случиться. Это ничего, что нам не меняют. Значит, действительно так нужно. Что в жизни не делается, все к лучшему. Мы ведь не насовсем здесь остались. Просто еще потерпите, вот увидите, я никуда не денусь, приеду домой. Как говорится, Иисус терпел и нам велел.
