Ознакомительная версия.
Не могу сказать, что в Кокфостерсе время для нас тянулось мучительно медленно. Каждый день нас выводили на свежий воздух и в течение часа мы делали зарядку. Вместо парка мы гуляли в «загонах» размером пятьдесят на тридцать футов, огороженных колючей проволокой. Мы не видели пленных из других «загонов», да, впрочем, мы и не испытывали большого желания общаться с ними. Мы были слишком недоверчивы, нам казалось, что лагерь просто кишит шпионами, которые только и ждут, чтобы вкрасться к нам в доверие.
Однажды в нашу комнату привели третьего пленного, молодого летчика. Поначалу мы держались настороженно и почти не разговаривали с ним. Точно так же вел себя и он. Позднее он признался нам, что принял нас за шпионов, чьей задачей было вызвать его на откровенный разговор. Нетрудно себе представить, что при таких обстоятельствах наши беседы трудно было назвать оживленными, и если где-то в нашей комнате действительно были спрятаны микрофоны, то те парни, чьей работой было прослушивать наши разговоры, должно быть, смертельно скучали.
В один прекрасный день меня вызвали на допрос. Это не имело ничего общего с допросами, которые проводили союзники Британии – русские и о которых мы были наслышаны от тех, кому посчастливилось вернуться домой живыми. Дружелюбный джентльмен, по виду морской офицер, повел меня в парк, где мы целый час беседовали, прогуливаясь по аллеям. Из его вопросов было ясно, что он прекрасно информирован обо мне и моих товарищах. Он хотел знать, получил ли Кречмер (мой старый приятель) субмарину и что поделывает Беренс (другой мой товарищ). В ходе нашей беседы этот достойный джентльмен так и не получил желаемой информации, но его это, казалось, ничуть не расстроило. Мы пожали друг другу руки и на этой приятной ноте расстались. Больше я его никогда не видел. Это был единственный допрос – если, конечно, можно его так назвать – за все время моего пребывания в Кокфостерсе.
Я слышал, что некоторых из пленных офицеров британцы приглашали выпить и сыграть в бридж. Уж не знаю, то ли британцы считали этих немецких офицеров особенно приятными собеседниками, то ли надеялись узнать от них что-то, но в любом случае ни с Энгелем, ни со мной такого не случалось.
1 декабря нам велели купить себе по картонной коробке, что мы и сделали. На следующий день мы сложили в эти коробки все наши пожитки и вышли на плац, где нас уже ждал армейский грузовик. В кузове кроме нас с Гансом сидели еще десять незнакомых нам офицеров. После двухчасового путешествия мы подъехали к полуразрушенному дому вблизи Гайд-парка. Нас уложили спать на дощатых нарах на верхнем этаже. В окна светила яркая луна, и я помню, как, кутаясь в одеяло, подумал, что это очень подходящая ночь для воздушного налета. Я оказался прав! Сначала завыли сирены. Когда они умолкли, наступила абсолютная тишина. Затем в отдалении мы услышали слабый гул моторов бомбардировщиков. Через некоторое время они уже были над нашей головой и принялись сбрасывать зажигательные бомбы. Мы все время ожидали, что на нас вот-вот посыплются настоящие бомбы, но этого, к счастью, не случилось, и вскоре снова воцарилась тишина.
Вот вам, пожалуйста, ирония судьбы: наши же товарищи из люфтваффе сбрасывали на нас свои бомбы. Может быть, в этом и была какая-то высшая справедливость, но никто из нас не испытывал большого желания погибнуть от немецких бомб.
Утром британский офицер привел нас с Гансом в соседнюю комнату, вручил нам ведро с водой и щетку и велел заняться уборкой. Мы тут же поставили его в известность, что пусть мы и выглядим как пугала в своих потрепанных брюках и синих пиджаках, но мы – офицеры и нас нельзя заставлять заниматься уборкой. Наше заявление было принято к сведению.
Нет, мы вовсе не чурались грязной или тяжелой работы и в лагере Кокфостерс всегда сами убирали свою комнату. Нашу службу на флоте мы начали рядовыми матросами, и в этом качестве нам приходилось чистить палубу, драить медяшку и таскать уголь. К тому времени как наша муштра закончилась, на военном корабле не было такой работы, какую бы мы не умели делать. Вдобавок ко всему мы сами стирали и чинили свою одежду. Эта подготовка сослужила нам в плену хорошую службу.
В доме у Гайд-парка мы провели всего одну ночь, на следующее же утро нас снова посадили в грузовик и отвезли на вокзал, где мы сели в поезд, следующий на север. Единственным знакомым мне человеком из группы пленных, сидевших в грузовике, был лейтенант фон Г., худощавый молодой человек, с которым мы вместе служили на подлодке «U-32». Он происходил из аристократической южнонемецкой семьи и получил образование в школе, в которой учился также и герцог Эдинбургский.
Йениша с нами не было, прошел год, прежде чем мы снова увидели его. После долгих допросов его отправили в Канаду.
На этот раз наше путешествие было недолгим и закончилось возле Дерби. У вокзала нас ждал автобус, и мы отправились в наш первый настоящий лагерь для военнопленных в Суонвике.
Глава 4
СЕКРЕТНАЯ ПЕРЕПИСКА
В лагерь номер 13 в Суонвике для военнопленных немецких офицеров первые его обитатели были переведены из переполненного лагеря Гриздейл-Холл. Когда мы прибыли в лагерь, там уже находилось около восьмидесяти пленных, большинство из которых составляли летчики, чьи самолеты были сбиты над Англией. Впрочем, слово «лагерь» тут не совсем уместно. Здесь не было бараков, старый деревенский дом был занят в основном британским персоналом, а пленные жили в большой пристройке, представлявшей собой двухэтажное здание с множеством комнат, напоминавших корабельные каюты. В каждой из просторных комнат стояла койка, маленький стол и один стул. Угловые комнаты на каждом этаже были рассчитаны на двух человек.
До войны этот дом служил общежитием для студентов со всех концов Британской империи. Для военнопленных это было идеальное место – у каждого здесь была своя комната, где можно было уединиться. Каждый вечер мы собирались в холле на первом этаже для обычной переклички, после которой пели, играли в карты или слушали рассказы вновь прибывших.
Для нас это было, пожалуй, самым интересным занятием, все мы страстно желали получить последние новости из дому и услышать, как сражаются наши войска. Мы с Энгелем пробыли в Англии уже месяц, и наши новости успели изрядно заплесневеть, кроме того, мы были моряками, а значит, то, что мы могли рассказать, вряд ли было интересно остальным.
Надо сказать, что у военнопленных существовала своя система самоуправления. Негласным лидером в нашем лагере был майор Фанельса, командир эскадрильи истребителей люфтваффе. Приехав в Суонвик, мы доложили ему о своем прибытии точно так же, как доложили бы старшему офицеру в действующих войсках. Во время обеда, на котором присутствовали все пленные, майор Фанельса представил нас остальным товарищам.
Ознакомительная версия.
