«Пятилетку — в четыре года!» — устанавливались неслыханные рекорды по укладке бетона.
«Учиться, учиться и учиться!» — заканчивая курс ликбеза, без ошибок и крупно дописывал в самом низу аспидной доски главную заповедь сельский бородач, коленопреклоненный и благообразный, как патриарх всея Руси.
Галкины доучивались вечерами после работы. И водило их в школу всеобуча общее для тогдашних сирот стремление выбиться в люди. А этим надо было еще и выжить.
Раб… Фак… Раб-фак. Рабфак. Как паровоз трогает с места тяжелый состав, застоявшийся на проржавевших рельсах.
Живых паровозов не видели, а влезть в тот состав стремились, но в первую группу организованного на прииске горного рабфака начали было принимать исключительно чуть ли не гвардейцев в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет с трудовым стажем шахтера в три года и с образованием не ниже семи классов. Только что рост не ограничивался, тогда бы не то ли что десятка — и полдюжины абитуриентов не набралось вместо тридцати. Делать нечего, пошли на компромисс: мы вас берем всех от шестнадцати и старше вплоть до сорока, без различия пола, минимум с тремя зимами церковноприходской школы, переводим сразу на третий курс, а вы усваиваете программу в полном объеме за семь месяцев.
Историю преподавал сам завуч рабфака… В общем, Троянским Конем его звали за то, что временами целый урок до поту гонял по другим предметам, но оценки ставил как за свой, вопреки протестам.
— Все, происходящее на Земле, — процесс развития природы и общества, то есть история. Так что «неуд» вполне законный.
В декабре 1930 года приступили к занятиям, в июне 1931-го успешно закончили подготовку для поступления во втузы Челябинска и Свердловска, месяц из семи отработав каталями на проходке штреков, соединивших шахту «Октябрь» с шахтой «Красной». И весь первый набор поступил в техникумы и институты, а несколько старых членов партии даже в промакадемию, выдержав и этот экзамен.
Прасковья Егоровна не дождется правнуков, не порадуется за внуков. Она умрет не своей смертью после того, как выберется из весеннего потока, в который сорвалась со скользкого перехода в две жердочки, возвращаясь с приработка. А радоваться было бы чему: Николай, окончив Свердловский горный институт, вернется инженером и станет впоследствии директором всего Кочкарского приискового управления, Зина — учительницей, Михаил — летчиком, сколько бы ни пытались разубедить его родственники. Особенно усердствовал старший брат, козыряя дипломом и рисуя перспективы.
Миша к тому времени из механического цеха опустился в шахту старателем, и Николай уговорил его поехать на велосипедах в Тыелгу за сто верст к дяде Алеше, работающему бригадиром приисковой артели в системе «Миассзолото», о которой знала уже не только «золотая» Россия — весь «золотой» мир.
— Было это, как сейчас помню, двадцать… Да, двадцать восьмого января, — расплываясь отражением во весь новомодный никелированный самовар по случаю приезда дорогих гостей, рассказывал знаменито известный бригадир. — Долбим по рудной трещинке, как сороки, мерзлую требушину, таскаем торбами к водогрейке — зашлиховало. Перекурили…
— Тачки смазали, — продолжил ходячую прибаутку Николай.
— Не, какие тачки, торбами носили. Перекурили, махаем дальше. Смотрим — самородки с боб посыпались. Ну, тут уж мы полушубки с плеч долой и без перекуров: жила. Колупать, колупать да и наколупали — еле унесли. Только два именных самородка за малым полтора пуда не вытянули. Из Алмазного фонда приезжали. Так и назвали: который весом 14 145 граммов — «Большой Тыелгинский», который 9339 — «Малый»… Оно и теперь есть на что поглядеть, завтра свожу, но если бы тогда вы приехали, когда мы тут эту жилу рванули… А ты, Миша, значит, решил из подземелья да в поднебесье? — неожиданно и круто свернул Алексей с золотой тропы. — Наш сынок эти же места изодрал, чесался, ровно горошина ему туда закатилась. С твоими, говорю, ногами разве в кавалерию, так и то надо будет всему эскадрону на коня тебя с головы надевать, как хомут. Ну, укосолапил — и с концом. Через месяц, примерно, письмо на артель: поступил, учусь, с авиационным приветом. Ну, мы на радостях и натрясли из кисетов «золотого руна» пять килограммов, чтобы построили ероплан для Центрального аэроклуба имени Чкалова, да три кэгэ из табакерок на клуб при нашем прииске. И решение твое, Галкин, правильное: надо кому-то и защищать такое добро.
— Ну, дядя Алеша, удружил. Я за сто верст педали крутил в надежде, что ты поможешь отговорить его, а…
— А он тебя отговаривал в институт поступать? Нет. Вот и не суй нос, куда пес хвост не совал. Ты знаешь, как на нас зубы скалят? О-о! Заграничные газеты такого шептунка пустили — не продохнешь… Якобы в России всех старателей насильно толкают в партию вступать, чтобы потом в принудительном порядке заставлять их золото сдавать… В общем, чуть ли не права человека ущемляют. От Лиги Наций прикатил… Рабкор по-нашему.
— И что вы ему сказали?
— У-у, пока он заикался спросить, мы уже запели. Потом опохмелились. Потом товарищ сам понял, что все десятеро из нас беспартийней некуда, и нам оставалось только подтвердить, что золотишко было сдано добровольно и безвозмездно, и не ахти уж и сколько, всего полпуда, и для пущей убедительности показали шурф. Глядел, глядел, да как заокал: о-кэй, ол-райт, о Урал — русски Клондайк.
Русский Клондайк. Канадский Клондайк по сравнению с Уралом — бисер. На Клондайке «золотая лихорадка» началась с 1897 года и к 1963-му оттрясла, на Урале ж золото с незапамятных времен до нескончаемых, берут и берут потихоньку. Вот только Тыелгинская жила Алексея Сурова, правда, шуму наделала.
Кто-то из масштабных настоял вскрыть ее направленным взрывом. Дурак со спичкой — катастрофа, если еще и с портфелем — конец света. Рванули. Рванули и остолбенели, не решаясь войти: в штреке сплошное мерцание, как в аду, в котором забастовали образумившиеся черти, разметав головешки и уголья из-под котлов с грешниками.
В каком направлении вылетело золото, знали, а вот сколько — сказать трудно, если уж ребятишки, когда стаял снег, по спичечному коробку насобирывали за день, но и то, что осталось после взрыва, завораживало: куски самородков на золотых нитях гирляндами свисали со стен и сводов. Пришлось вызывать из Миасса роту курсантов всевобуча и ставить в наружное оцепление.
Выборка большого золота длилась несколько суток. И еще потом бригада Алексея Сурова добудет здесь его за год более ста двадцати килограммов.
Не смог отговорить Николай брата, Миша Галкин поехал в Ворошиловградскую военную школу пилотов.
