После завтрака Мария обычно сопровождает его на прогулку по берегу Нагольда, вдоль прибрежного ольховника. Образ отца подобен в ее сознании воде — свободной, живой и безмолвной. Мария легко и непринужденно опирается на его руку — она почти счастлива. «Я не должна выбирать свой путь. Бог ведет меня…» Кто же ею руководит в действительности — Бог или отец? Где бы ни находилась эта неопределенная грань, они всегда идут рядом — он, мудрец-миссионер, и она, влюбленный ребенок, выбравшая, как и он, аскезу…
В день рождения, 24 апреля 1862 года, когда Марии исполнилось девятнадцать, во время прогулки отец, смеясь, спросил дочь, представляет ли она, какое впечатление способна произвести на мужчину. Образ Джона так глубоко хранился в ее душе, что всякие шутки на столь болезненную тему оставляли ее равнодушной. Поняв, что ее хотят выдать замуж, она опечалилась. В мужья ей прочили молодого англиканского пастора Чарльза Изенберга. Теперь она должна будет «любить другого»: «О, Джон! Сердцем я осталась тебе верна! Должна ли я выйти за Чарльза Изенберга? У меня к нему нет склонности, он настолько мало значит для меня. Я совсем не увлечена им. Не лучше ли свято и целомудренно хранить в душе первую любовь, даже когда надежда уже увяла?»
Чарльз Изенберг, высокий болезненный англичанин, был младше ее на два года. Во время учебы в колледже Ислингтона, где готовился к миссионерской деятельности, он влюбился в соотечественницу, отклонившую его ухаживания. Досадуя, он вспомнил о Марии, которую видел еще в Корнтале, и отправился в Кальв, чтобы с ней встретиться, но познакомиться с ней ему удалось только через несколько дней у общих знакомых. Она показалась ему «подобной ангелу». «Молодой человек с решительными, хотя и некрасивыми чертами лица, белой бородкой и прямотой во взгляде» понравился ей. Она помолилась, ища совета и просветления, и, наконец, спокойно пожурила саму себя: «Я же служу Господу. Цель моя остается прежней — пытаться обрести вечную жизнь, стремиться к чистоте, к святости. Да руководит моими помыслами лишь Благо! Чарльз — верный слуга Иисуса. Он поможет мне в моем пути. Если я ему действительно дорога, не будет греха в моей ответной любви». В октябре 1863 года они решили пожениться, но родители Чарльза поставили условие — четыре года помолвки. Юлия возражает, Гундерт удивляется. Мария соглашается: «Быть помолвленной в течение четырех лет — великое счастье в сравнении с возможностью не быть помолвленной вовсе». Но Чарльз сметает все препятствия.
1 августа 1864 года Гундерты участвовали в пастырском коллоквиуме. Во время большого приема, в момент, когда Мария вносила кофе, прибыл почтальон. Она тотчас узнала почерк Чарльза. Он просил ее руки. Покинув коллег, Гундерт отвел девушку в глубину гостиной. Что ответить? И расторопный пастор решил: «Пусть приезжает, и немедленно». Мария промолвила: «О, папа, будь с ним ласков, прошу тебя. Он так долго ждал». В ней говорили и жалость, и нежность к Чарльзу Изенбергу. Страсть не тревожила ее душу, она больше не чувствовала себя способной любить — разве только в смиренном экстазе молитвы.
В ожидании свадьбы, казавшемся Чарльзу нескончаемым, он похудел. Ощущение бездеятельности подтолкнуло его к решению отправиться в Индию. Он миновал Базель, Марсель и Египет и, ступив 30 мая 1865 года на пустынную землю Синда, стал отправлять письмо за письмом, приглашая Марию присоединиться к нему. Ему не пришлось долго ждать.
Покинув Кальв 12 сентября, 1 октября она была в Адене, 16-го — в Пондишери, а 1 ноября — в миссии в Куннуре. Она приняла горячую ванну, а наутро поспешила заглянуть в замочную скважину в столовую. Еще один прибор? Значит, Чарльз здесь. Она бросается в его объятия, но вдруг, испуганная, отступает. «Он выглядел изможденным, худым и очень слабым. Только глаза его блестели, большие и грустные». Его уже подтачивала болезнь, о которой Мария и не подозревала. Тем не менее они скоро поженятся.
В миссии в Талатчери, куда они прибыли на телеге, запряженной быками, и где некогда родилась Мария, старый слуга ее отца приготовил свадебное угощение. Отовсюду съехались друзья. Чарльз страдает от странных болей, сердце Марии охвачено мрачными предчувствиями.
На свадьбе, 10 ноября, пели «Аллилуйю» Генделя. После еды у всех заблестели глаза. Вручили подарки и, лишь дохнуло вечерней прохладой, устроили фейерверк. Тринадцатого ноября на борту парохода «Лорд Клайд» молодожены достигли Манга-луру, а оттуда на «Кашмире» продолжили путь в Карачи, в великую страну Синд низменную равнину, расстилавшуюся посреди степей Тхара и поросшую лимонными деревьями, где заливы Катчалл и Камбей заполняли собой еще более глубокие впадины.
«В страну Синд! Мои глаза наполняются слезами, когда я пишу эти слова», — записывает Мария по приезде в миссию. Открывшаяся перед ней пустыня напоминает ей прошлое. Сюда, в этот жаркий и болотистый край, отправился на исходе своей безумной любви Варне, покинув ее в Бомбее. Едва оправившись от войны, выигранной с таким трудом, она опять найдет врага в самой себе.
Она видит вновь огненную равнину и воду, замутненную стадами толпящихся у водопоя зебу, кишащую пиявками и маленькими дракончиками. В бараке из бамбука она распаковывает вещи и устраивает мужу ложе для отдыха. Чарльз, уход за Чарльзом, внимание к Чарльзу отвлекают ее. Она горячо молится о нем, ища избавления от болезни, которую ее пиетизм заставил предать забвению как напрасную иллюзию. Дыхание больного, его хилая грудь, которую Мария гладит заботливой рукой, — это ее мир, это, быть может, рай. Стаи черных птиц пролетают по бесцветному небу. Земля застывает под блистающим снегом, а сердце бьется в волнении: у нее будет ребенок!
В воскресенье, 9 сентября 1866 года, обессилевшая от мучений Мария разрешилась своим первым сыном. Доктор сидит у ее изголовья, но она волнуется не о себе и не о ребенке — ее беспокоит Чарльз. Он влачит мучительные дни под властью тяжелой формы дизентерии, проникшей в легкие, и Мария, меняющая ему компресс, тем нежнее, чем больше страдает муж.
7 марта 1868 года она дарит Чарльзу еще одного мальчика, который, однако, не пережил гроз первого летнего муссона и умер удушливым утром 11 августа. Супруги безутешны. «Мы оба были так больны, что мысль о смерти не покидала нас. Мы мучились странными снами», — пишет Мария.
— Ах, Чарльз! Не хочешь ли ты умереть?
— Почему нет, Мария? Я еще ребенком тосковал по небу. — Молодой миссионер поднял голову с подушки, глядя в одну точку. Было видно, как вздувается от ударов пульса синеватая вена у него на виске.
— Не думаю, что доживу до старости.
Мария пугается:
— Тогда я хочу умереть с тобой. Во время моих будущих родов.
